Думаю, что для многих не воевавших эта война воспринималась вполне мифичесчки: это было нечто гораздо большее, чем просто победа в мировой войне, это была победа света над тьмой, добра над злом, даже, в каком-то смысле — победа жизни над смертью. Детство и юность вообще нуждаются в романтическо-героических примерах, а советское искусство тех времен вполне преуспело в создании героических и монументальных образов, как реальных, так и не вполне реальных. И это, в принципе, естественно, поскольку никакое нормальное общество не может существовать без своих героев. Единственное, что было плохо в этом искусстве, то это атеизм. Согласно советского военно-исторического искусства, умереть за Родину было дело очень хорошим, но, кроме обещанной возможности героической гибели,  почему-то больше ничего не обещалось. «Вот пуля пролетела — и ага!» Хотя нет, избранные (это надо было очень постараться) могли заслужить (часто — посмертно!) некоторые награды, ордена или медали, их именами могли назвать, к примеру, корабли или пионерские дружины. Для особо отличившихся полагались своего рода жития советских святых — книги в их честь или фильмы. И это, пожалуй, все. Никакого тебе Царства Божия, никакого бессмертия, никакой «той любви, если кто положит душу за други своя». И вот еще что интересно: в детстве это казалось чем-то нормальным и даже желанным — умереть героически, пасть смертью храбрых, закрыть собой амбразуру. Советская власть, существуя благодаря милионным жертвам, не просто обесценивала жизнь, но превратила смерть в игру. В играх ведь смерть не настоящая: «Падай, ты убит!» Или как в современных компьютерных играх:  у тебя целый запас жизней или возможность сохранеия игры. И здесь навязываемая былой властью героизация смерти на поле брани все-таки являлась беспардонно лживой. Смерть есть смерть и ее нельзя обскакать на лихом коне, пусть даже это будет конь, на котором принимается Парад Победы. Смерть победил Христос, а не «товарищ Жуков». Советская же власть, настойчиво героизируя всеми возможными средствам образы смерти (за нее же, родную, осуществляемой), преуспела в своего роде идеологической некрофилии. Последнее вообще являлось свойством этой власти, как и коммунистической системы в целом. Разве до сей поры имеющая место быть непогребенная мумия вождя на Красной площади не есть тому свидетельство?

А тогда, в детстве, День Победы был теплым весенним праздником. Это и «Освобождение» по телевизору, где в одной из серий нашему танкисту, любующемуся в немецком зоопарке живыми обезьянами, простреливают голову, а он еще успевает сказать «Зачем, они?»; это и толпы народа на набережной городского пруда, нежная зеленая листва, запах цветов, огни салюта, множество ветеранов, живых свидетелей того, что Победа действительно была, ветеранов — одетых празднично и с наградами.

Позже пришла другая правда. До сих пор, впрочем, не проясненная. И о начале войны. И о наших потерях. И о наших военнопленных. Позже были изданы таки книги, как «Прокляты и убиты» Астафьева — роман, чуждый всякой романтизации войны. Начался обратный процесс — дегероизация нашей Победы. И в этом, конечно, есть уже своя неправда. Победа эта все-равно великая, только не потому что наш народ защищал власть коммунистическую, а потому что должен был победить — фашисткую. От этой аксиомы дискутирующим ныне (относительно нашей Победы) сторонам никуда не деться. Да и как известно, началась эта война в воскресный день всех русских святых (вряд ли Гитлер заглядывал в православный богослужебный календарь), а закончилась — в пасхальные дни сорок пятого года…

Вот только жаль все-таки тот прошлый советский День Победы: насколько он мог быть более велик, если бы это была не просто «радость со слезами на глазах», но и радость о Христе Воскресшем… 

*     *     *

ПРАЗДНИК  

Открытка в праздничном конверте

Плывет в пороховом тумане,

И жизнь равноценна смерти,

Когда на боевом параде

Вплывают в дом твой эти лики —

В наградах время хорошеет —

Кто — подо Ржевом, кто — безрукий,

И упрекнуть их кто посмеет?

Нальют еще им много водки,

Дешевого отломят хлеба,

На целый век, на эти сутки

Огнями разукрасят небо.

Салют в душе твоей пылает,

Кружась, плывет огонь ракеты,

Горячей пули не хватает —

Чтоб на виду у всей планеты…

Чтоб истину нарыли танки —

И правдой выли самолеты…

Плывут сюда и их останки,

Но нет пока для них работы…

Мороженное быстро тает

И тает за Кремлем зарница,

И жизни смерти не хватает,

Чтоб и в радости иной открыться…