Фактически, почти каждый человек, подобно ветхому Адаму, прячется от Бога в собственную греховность… «И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая.  И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся» (Быт.3:8-10).
В то же время очевидно, что суд Божий («человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр.9:27) – есть именно что непосредственная встреча с Богом – бойся не бойся, но тебя вытаскиваю на свет благодати Божией, потому что таковы законы бытия. Можно сказать и так, что Евхаристия тоже есть суд Божий, поскольку это прямое общение с Богом во Христе. Да, те кто едят здесь и пьют «не рассуждая», сильно рискуют. Однако, каков же из этого должен быть вывод? Причащаться пореже, как и рекомендуют некоторые, дабы, причащаясь недостойно, не подпасть под осуждение? А из чего, собственно, следует, что редкое причащение делает дерзающего приступать к Чаше более достойным? Можно сказать и так: те, кто боятся или не желают причащаться за Литургией, при этом зная и понимая, что это такое, в определенной степени уподобляются ветхому Адаму в том самом библейском эпизоде: «голос Твой я услышал в раю, и убоялся».  Известным фактом, к примеру, является то, что после революции 17-го года многие из христиан, до того исторического момента ведшие довольно расслабленную духовную жизнь, были вынуждены духовно мобилизоваться, стали часто причащаться и т.д. То есть, получается, нужны гонения или другие какие испытания, чтобы христианин мог бы духовно мобилизоваться и перестал бы прятаться от Бога? Но ведь, по сути, поскольку все мы раньше или позже умрем, каждый человек и есть смертник, с отстроченным на неопределенный срок приговором. А в конце все равно – встреча с Богом, которая и есть суд. Может быть, осознавая это, начать готовиться к это встрече уже сейчас, а не в последний момент, когда, откровенно говоря, может быть уже поздно?

"На этом соборе председательствовал Евсевий кесарийский. Выдающийся деятель, историк Евсевий, видевший собственными очами гонения Диоклетиана и все беспорядки в Церкви, бывшие результатом враждебного отношения власти, хорошо сознавал, что в настоящее время – при благосклонном отношении императора – эти беспорядки могут быть еще больше. Если  в прежнее время находились интриганы среди епископов, то чего нужно ждать теперь? Епископы постоянно обращаются за судом императора, расстраивая тем церковный порядок. Под влиянием Евсевия собор и выработал следующую меру: «Епископ, осужденный собором и не оправданный другим, но обратившийся с апелляцией к царю, теряет все» (пр.12). Принцип, легший в основу правила, превосходен: все церковные дела должны принадлежать церкви» (проф. В.В.Болотов. Лекции по истории древней церкви. Том 4. История церкви в период вселенских соборов, 3.История богословской мысли).
В общем, как мы видим, и в четвертом веке были те же проблемы: парадоксы взаимоотношении Церкви с имперской властью – свои «страгородские» и, напротив, явные попытки оградить внутрицерковные бытие от вмешательств со стороны кесаря. Однако, судя по всему, все эти попытки не имели долговременного эффекта: от века к веку, от эпохи к эпохи все те же проблемы и парадоксы повторяются на своем уровне.

Бог применительно к проблеме зла не вне мира и по ту сторону добра и зла, а на самом деле – в гуще, в средоточии зла, которое ополчилось и на Него Самого, то есть – на Голгофе. Ответ Бога на зло, от которого страдает человек, не в словах, а в Кресте Христовом. А если и в словах, то звучать они по отношению к самому Богу крайне парадоксально: «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? — что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мар.15:34). И это, действительно, человеческому уму непостижимый факт: тайна нашего спасения прямо связана с тем, что Богочеловек Христос испытывает на кресте всю тяжесть человеческих страданий – вплоть до богооставленности, что усугубляется тем, что, в принципе, согласно своего Божественного достоинства, совершенства и безгрешности, по своей природе, Он не должен испытывать страданий, как несвойственные его природе. Но все это Христос (как единая богочеловеческая Личность) принимает на себя и входит в область страдания и смерти добровольно, по любви к нам. Так что, если мы спрашиваем у Бога: где же Твоя Любовь, то ответ только один – на Кресте, разделяет с нами все наши страдания, при чем и страдания невинные (как у детей), потому что Сам Христос тоже невинен. И в разного рода трагических и страшных историях мы не найдем прямой вины Бога, мы видим здесь, прежде всего, произвол и крайнее беззаконие самого человека. Однако стоит задуматься, что в плане общего числа беззаконий — те, которые оказываются на поверхности и явно вопиют об отмщении – это только некая верхушка айсберга, которая по тем или иным причинам стала нам видимой (и мы вполне справедливо ужаснулись), тогда как всю толщу или массу человеческих грехов и беззаконий знает один только Бог и… как-то еще долготерпит род человеческий. Думаю, не одно человеческое сердце не выдержало бы знания и видений всех греховных скверн в совокупности, какие только есть в мире. Мало того, святые отцы говорят, что, если бы человек увидел в своей душе во всей полноте свою собственную греховность, то сердце этого зрелища бы тоже не выдержало. А ведь Бог знает про каждого из нас все исчерпывающем образом. Знает про каждого и каждую сироту, про каждый аборт или вообще детоубийство… И тем не менее желает каждому без исключения спасения и дарует его – замученному и убиенному — за его страдания. Мучителю и убийце – если тот покается, потому что, наверное, нет ничего хуже мук совести, когда уже нет возможности покаяния (это, по сути, и может стать адом). И все это объемлет Господь. Именно что со своего голгофского креста. Но, повторюсь, знание этого есть очевидность и дело веры. Будучи верующими, мы не должны бегать трудных вопросов, испытаний, скорбей и даже страданий, однако переживать все это (каждый в свою меру) мы можем не наедине со своими человеческими силами, но вместе со Христом Спасителем.

То, что русский народ спивался и продолжает спиваться (не считая и общей наркотизации вплоть до современного «крокодила») – вполне закономерно именно для того народа, который некогда исповедовал идеалы «Святой Руси». Как говорится, свято место пусто не бывает и та горница, которая выметена, но ничем не занята, естественно принимает в себя семь худших. Так и русский человек, лишенный благодати, стремительно замещает эту онтологическую (вверну-таки слово поумней!) пустоту водкой, пивом, коноплей, героином, «крокодилом»… Повторюсь: без Бога это трагически неизбежно… Как  в песне Игоря Растеряева: «Себе такую дорогу ребята выбрали сами…»  Однако там, в этой песне, есть и следующие слова: «но все же кто-то, ей Богу, их подтолкнул и подставил».  Так вот: пусть они, те, кто «подтолкнул и подставил» (водочные и пивные короли, нарко- и прочие дельцы… да и сама власть, как мне тут правильно указывают!) не обольщается: о них есть и будет свой Суд Божий – и в этой уже жизни и в будущем веке. И хотя, порой, некоторые высоколобые умы задаются вопросами, а есть ли и должен ли быть Страшный суд как таковой? – а как же ему не быть – хотя бы для тех, кто, следуя духу наживы, фактически, делает нежизнеспособными целые народы…

Вообще, интересно то, что некоторые противники иерархического устроения Церкви, любят ссылаться на историка А.Лебедева, который (по их мнению) якобы доказал, что в свое время (во втором веке от Рождества) епископат якобы злонамеренно узурпировал церковную власть. Однако, если действительно обратиться к трудам этого историка, столь крайние выводов у него вряд ли можно найти. Скорее, даже наоборот. Вот, к примеру, небольшая цитата:
«Такое возвышение епископата совершилось не путем какой-нибудь узурпации и не было плодом каких-либо деспотических стремлений, как утверждают иногда протестантские теологи, не долюбливающие епископский институт. Ничего такого не замечается. Дело происходило на почве строгой законности и с соблюдением всех правил. Кончилась жизнь, переселились в вечность люди, которые оставили после себя богатое наследство. Прямых наследников не оказалось. За отсутствием ближайших родственников, наследство по закону перешло к боковой линии. А таковой боковой линией оказались епископы. Они получили наследство. Вот и всё… Таковой памятник, как «Дидахе», прекрасно разъясняет — в чем дело. Здесь заповедуется христианам: «не показывайте пренебрежения к епископам, они должны почитаться вами вместе с пророками и дидаскалами (т.е. харизматическими лицами), ибо они совершают для вас служение пророков и дидаскалов». Другими словами: здесь предписывается оказывать епископам ту честь, которая доселе принадлежала другим лицам – пророкам и дидаскалам. Это значит, что теперь, когда писал автор «Дидахе», епископы стали заменять собой этих последних, приняв на себя их миссию. Так действительно и было». http://www.theology.kiev.ua/images/afiles/0000361.pdf

Ну и вообще (не мной замечено), что в истории Церкви бывают внешне более харизматические эпохи и менее харизматические эпохи. Применительно к самому раннему христианству (первый век) считается, что апостолы (не только из двенадцати) и так называемые пророки были носителя чисто харизматический проповеди слова Божьего, но не администраторами (последними, типа, и были епископы). Однако, на мой взгляд, думать, что апостолы были абсолютно чужды командного стиля тоже излишне романтично. Вот к примеру, апостол Павел говорит Титу: «для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал» (Тит.1:5). Вполне начальственный выговор здесь очевиден, да и слово «приказывал» тоже фигурирует. И кстати, далее апостол говорит: «Ибо епископ должен быть непорочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гневлив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбец, но страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, воздержан, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать. Ибо есть много и непокорных, пустословов и обманщиков, особенно из обрезанных» (Тит.1:7-10). Стоит заметить, что указание «был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» вряд ли можно отнести к одному только завхозу-администратору, как иногда пытаются представить самых первых епископов.
В общем, думается мне, что попытки некоторых современных протестанствующих подкрепить свой критический пыл ссылками на труды историка Лебедева, являются не более, чем вполне понятным желанием подогнать факты в жесткие рамки собственных формальных конструкций.

Христианину известно, что Царство Божие должно быть внутри него. Однако, что для этого необходимо? Одна только видимая принадлежность к Церкви (по факту крещения или, к примеру, регулярного Причащения)? Если принять эту точку зрения, то надо признать, что она вполне сектантская, потому как любой сектант скажет тоже самое: раз он крещен (у тех же баптистов или пятидесятников), если он ходит на собрание к какому-нибудь Береславскому или шастает по подъездам с брошюрками «свидетелей Иеговы», то он уже спасен… Понятно, что, помимо внешней принадлежности к евхаристическому собранию , нужно еще кое-что.
Собственно, Евангелие об этом говорит следующее.
«покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Матф.3:2)
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Матф.5:3)
«Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Матф.7:21)
«От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф.11:12).
Далее, вспомним, что в евангельских притчах Царство уподобляется: зерну, закваске, сокровищу, скрытому в поле, купцу, ищущему жемчужин, неводу в море, царю, который захотел сосчитаться с рабами своими, хозяину и работникам в винограднике, царю, который сделал брачный пир для своего сына и, наконец, десяти девам со светильниками.
Из всего этого очевидно, что Царство Небесное нам дано даром, но! — должно сформироваться внутри каждого верующего, для чего и необходимо покаяние, усилие веры, искание правды, своего рода переквашивание естества, рост и развитие, умножение талантов, истинная неформальная (не фарисейская) праведность… В общем, немало получается. И очевидно, что, да: «человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Матф.19:26). И недаром в заповедях «блаженств» говорится о «нищих духом»: нищий это тот, кто просит подаяния, потому что иначе он не может существовать. По большому счету, нищий, он, нахлебник у более успешного общества, поскольку сам по себе он самодостаточным и успешным быть не может. В этом смысле мы все – «нахлебники» у Бога, потому что самодостаточными по отношению к Богу в принципе быть не в состоянии, не в состоянии спастись своими силами, должны просить этого и просить… — и просить с усилием! Беда и ошибка в том, что, часто, верующий человек стремится застыть в неком формальном (фарисейском и сектантском!) качестве, когда проще думать, что, согласно одной только внешней принадлежности к Церкви, спасение уже обеспечено, хотя, если внимательней взглянуть внутрь себя, то разве там Царство Небесное? Также, кстати, и в отношении Евхаристии. Все, к примеру, споры о том, как готовится к Причастию, сколько, там дней поститься и т.д. – совершенно бессмысленны, если не будет осознания нашей «духовной нищеты» перед Чашей Христовой. Последнее (осознание этой нищеты и невозможности спасения без Христа) и должно быть главным нравственным(евхаристическим) императивом для христианина. Можно сказать, основным побудительным мотивом нахлебника, который не стесняется и не боится это свое нахлебничество перед Богом (да и перед другими людьми) совершенно осознанно свидетельствовать.

«Нет нужды удаляться в пустыню, — продолжает Кавасила, — ни питаться необычною пищею, ни переменять одежду, ни расстраивать здоровье, ни на иной какой-либо решаться смелый поступок». Удалиться от человеческого общества и воспринять «жизнь уединенную» — это, несомненно, высокий образ жизни, но он не составляет существенного условия духовной жизни как таковой, и ничуть не ниже тот, кто живёт полнотой церковных таинств, оставаясь в обществе. За различием форм сущность духовной жизни в обоих случаях остается той же: это действительное участие в Кресте и Воскресении, действительная смерть человека для греха, его перерождение как члена Христова Тела и исполнение Всесвятым Духом, подающим духовную жизнь. Четкое и подробное изложение этой истины — великий вклад Николая Кавасилы в церковную жизнь и богословие XIV столетия, как и во всё христианское богословие в целом. Его учение обеспечило опровержение и решительное отвержение обвинений монашествующим, выдвинутых интеллектуальными гуманистами его эпохи. Гуманистам казалось грубой уступкой материи стремление монахов к единению с Богом умом и телом. Кавасила показал, что не только тело, когда его действия обретут здравие подвижничеством и оно наполнится Духом, может достичь единения с Богом, но и жизнь в мире, и сам мир — «ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением (???? ???????????)» (1 Тим. 4, 4) — когда его евхаристический образ действия восстановится и он через таинства наполнится Духом, может быть принят в единение с Богом и преображен в Его тело, став Церковью» (Панайотис Неллас. Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле. ч.I http://www.pagez.ru/olb/072.php/ )
Здесь можно заметить еще и следующее. Нет нужды удаляться от этой возможности, согласно эпохи или времени. Кивание на немощность современных христиан хорошо в меру до тех пор, пока это сетование не превращается в перманентное оправдание самой немощности. Существование Церкви, как Тела Христова, является богочеловеческой реальностью во все времена – и у нас не будет оправданий, если вдруг, считая себя христианами, мы окажемся этой реальности непричастными.

То ли «суп» дремлет, то ли не дремлет враг рода человеческого: как только начинается обсуждение интересных (богословских тем), ЖЖ вновь глючит…