"Я спрашиваю себя (и делаю это после каждого Собора): в чем незаменимость, я бы даже сказал – необходимость епископов? Почему, будучи почти всегда просто вредными на уровне "текущих дел", они нужны и полезны на каком-то другом, неизмеримо более глубоком уровне, который один, в сущности, важен, делает Церковь Церковью? Я знаю, всегда знаю, что это именно так, но как "выразить" это знание?
Когда думал об этом сегодня, идя домой со станции, вдруг в сознании явственно прозвучали слова: "на недвижимом камени". Епископы – "недвижимый камень" в двух возможных смыслах этого выражения. В отрицательном: именно камень – мертвого авторитета, страха, самоуверенности и т.д., и отсюда, как я говорю, – вред их на уровне повседневных "дел". Но и в положительном. Вот вчера они временно забраковали кандидатуру во епископы о.Б.Г., при том одной из причин, как мне говорили, было то, что он "инноватор"1 . Сначала меня это взбесило: что, мол, де было бы с нашей Церковью без нашего "инноваторства", то есть, по-нашему, – возвращения к подлинному Преданию и т.д. А потом, поостыв, подумал: так, да не так. Пускай они туги на принятие хорошего , но зато и плохого "инноваторства" не пропустят. Хорошее, если оно подлинно, церковно, истинно, – все-таки рано или поздно пробьется, процветет даже и сквозь епископскую обструкцию (укорененную, главным образом, в чеховском "как бы чего не вышло…"). А плохое будет задержано. И еще: чтобы процвело хорошее, достаточно иногда одного "хорошего" епископа; чтобы задержать плохое – нужны они все, нужны как именно камень . Епископы по самой своей функции – носители в Церкви консерватизма в самом глубоком смысле этого понятия, веры в то, что на глубине Церковь не меняется, ибо она сама есть "не движимый камень". Но так как в Церкви, больше, чем где-либо, "веет Дух", но и "духи", этот консерватизм абсолютно необходим, хотя он неизбежно и все время вырождается в консерватизм тупой. С епископами в Церкви почти всегда трудно, мучительно, но в лучшие минуты знаешь, что в Церкви должно быть "трудно", что "многими скорбями…". И потому, проведя с этим "трудно" и "мучительно" всю жизнь, я, несмотря на все, верю в епископство той же верой, которой, несмотря ни на что, верю в Церковь" (Дневники).
Шмеман, что ни говори, здесь прав  уже хотя бы потому, что в любой жизнеспособной системе должно присутствовать консервативное начало, иначе безудержные революционные элементы не оставят камня на камне в поисках абсолютной свободы, которая в конечном счете своим плодом будет иметь некое разряженное космическое пространство, где никто никому никогда ни в чем не мешает.

Надежда, как говорится, умирает последней. Человеку свойственно надеяться на лучшее, даже если он, человек, находится в почти безнадежной ситуации или состоянии. Больной может иметь надежду на исцеление, нищий – на прибавку к пенсии… (но это так, к слову). На самом деле, феномен надежды в самосознании человека гораздо глубже и тоньше, чем какая-либо социальная мотивация. Наверное, благодаря тому, что надежда это свойство, данное человеку Богом. Действительно, без надежды нет христианства, да и вообще какого-либо устроения человеческого общежития. Вот, что, к примеру, говорит о надежде свят. Григорий Богослов: «Всякому правому намерению пусть предшествует надежда. Она помогает иногда и в худом; и потому не справедливо ли, чтобы еще более содействовала в добре? Несносно для меня, что преодолеваюсь злым».
То есть, что интересно, надежда не отнимается от человека, даже если он поступает худо (ну, таково свойство человеческой природы — порой, поступать худо и не терять при этом надежды ), тем более нельзя терять надежды, если имеешь благие намерения. Правда, иногда человек может дойти до состояния, когда надежда кажется самообманом. Даже, можно сказать, что в противоположность иной розовой "попсе" это оказывается вполне логичным мироощущением:

Наверное, это даже такой честный цинизм. Но все же это – не по правде Божией. Потому что для христианина  в принципе не должно быть безнадежных состояний…

Ну, вот довольно верно сказано: «Мне лично кажется очень важным, чтобы руководство Боголюбского монастыря, его духовник, его настоятельница, его насельницы, ясно ответили на вопрос: принуждали ли они детей и несовершеннолетних людей к тому или иному мировоззренческому выбору, заставляли ли они их исполнять те или иные религиозные предписания, предназначенные для монашествующих, а не для мирян. Было это или нет?»  —  www.pravmir.ru/protoierej-vsevolod-chaplin-ko/
Верно, что свобода выбора должна быть, а принуждение в такого рода выборе – плохо. Однако – вопрос: а до какой степени эта свобода вообще может и должна распространяться? К примеру, если дети растут в христианской семье, то разве родители своим христианством, вполне естественно, не понуждают их быть христианами? Или в дореволюционный период истории России, мы видим, что большинство верноподданных крестили в младенчестве – и предполагалось, что это большинство в течение своей земной жизни будут соответствовать нормам и традициям христианского бытия. И, как сказал, кажется, Шмеман: Константинополь еще когда пал, но греки сделали вид, что этого не заметили… Не то же ли самое в какой-то степени происходит и с нами? Русь, как православное царство, уже давно пала, а мы все делаем вид, как будто этого не произошло. Та же идеология «боголюбовцев» — крайняя и апокалиптическая степень проявления именно такого рода сознания (желание Царства здесь и сейчас на земле). Отсюда и стремление других (тех же детей) подчинить этому абсолютному (для носителей этой идеологии) благу. Но, если мы хотим не терять трезвомыслия и действительно быть христианами (а не сектантами), то должны понять, что в современном мире нужно искать несколько иную мотивацию свидетельства о вере, которая  должна быть чужда попыток традиционного принуждения.

 В предыдущей полемике помянул имя покойного Александра Панарина. И вдруг сообразил, что одна из его программных статей  —  derzava.com/art_desc.php  была опубликована уже девять лет назад (помню, тогда эта статья произвела на меня очень сильное впечатление). Но дело не в том, что, как это говорится, время летит, а в том: что с тех пор изменилось-то?

В предыдущем «посте» о дворнике некий пользователь ЖЖ (его аккаунт к моменту прочтения мною данного комментария почему-то оказался уже удален) написал следующее: «Раньше среди "русских дворников" больше половины куда-то стучало. Это рождало у них чувство собственной важности, что сказывалось на результатах работы, ещё им всё время приходилось увлажнять водкой ущемлённую совесть».
А ведь, что ни говори, достаточно точно подмечено! И вообще это тема для целого романа в стиле того же Анатолия Азольского… И, да простят меня любители советской власти, но одно из главных ее преступлений, это развращение нашего народа доносительством как таковым. Ведь даже целая статья была в УК за недоносительство. Конечно, для пьянства (и не только для дворников) стукачество было не единственным поводом, но в тоже время причина довольно-таки основательная. Все же, по сути, иудин грех — предательство!
Или кто-то скажет, что не грех, а — доблесть?
Впрочем, на том же Западе сейчас не лучше (да простят меня и любители запада). Вот, к примеру, вполне в стиле "дворника" — www.rzn.info/news-federal/world/31424/  И, небось,  и денежки получат, и пьянствовать не будут, потому как и совесть будет помалкивать. Конечно, здесь и повод уважительный (не то что НКВД  в наши 30-е), но ведь это (доносительство) уже стиль жизни, привычка, вторая натура!

Похоже, что такой типовой фигуре, как русский дворник пришел конец. Лично я, обитающий вместе с семьей в районе Звездного бульвара, последний раз русского дворника видел, наверное, лет так пять назад. Да и то он был явно нетрезв и потому нетверд на ногах. Тех дворников, что вижу вокруг теперь, в нетрезвости обвинить, похоже, никак нельзя: они все довольно молодцеватые, подтянутые, вежливые и работоспособные. И свои обязанности все-таки выполняют, страшно сказать, пожалуй, лучше былого русского дворника… который, что ни говори, не всегда мог точно рассчитать нужное количество паленой водки или легко мог сэкономить на закуси, так что определенные провалы в трудах типичного русского дворника были не удивительны… А эти — что? — вообще не пьют, поскольку давняя исламская традиция водку не приветствует? Или, может быть, они тогда травкой балуются? Но если это даже и так, то, вероятно, обкуриться травкой до провалов в работе с метлой и потери рабочего сознания, сложней, чем вкушая на ходу дешевую "водяру" и закусывая увядшим селедочным хвостом или окаменевшей ириской? В общем новый русский азиатский дворник — это знамение эпохи! Символ того, что можно дважды войти в одну и ту же реку, пример того, что всякий труд в стране нового победившего капитализма очень нужен не только для титульных наций, но и для пришлых тоже! То есть, скорее, для них уже в первую очередь! Это внушает надежду — хотя бы лично мне… потому как в моей-то внешности азиатский черты вполне зримо присутствуют. Так что, если останусь не удел — пойду в дворники. Может быть, за своего сойду и без куска хлеба как-нибудь не останусь!

Все-таки со старцами за последние лет двадцать мы явно переборщили. Нет, я не против самого, что называется, явления старчества в Церкви. В свое время я и сам обращался с вопросами к архимандриту Иоанну Крестьянкину, а однажды удалось пообщаться и с архимандритом Павлом Груздевым… Но беда в том, что у нас в народном сознании произошла абсолютизация старчества как такового. Этот, с позволения сказать, институт в Церкви начал восприниматься непогрешимым покруче, чем Папа Римский у католиков, а сверх того еще и романтизированным до крайней степени, благодаря массе разного качества литературы, изданной в последние десятилетия. И все попытки священноначалия противостоять этому на уровне синодальных постановлений, типа «Об искажениях в пастырской практике, младостарчестве…» и т.д., естественно, до народного сознания не доходят, потому что не было и нет, в отличие от многотысячных тиражей книжек о старцах, нормальных информационных каналов, благодаря которым до сознания простого прихожанина могло бы дойти критическое понимание данной проблемы. Помню, когда я, наверное, уже лет десять назад на занятиях в воскресной школе для взрослых зачитал цитаты из заявления синода о «младостарчестве», первой реакцией слушателей было именно недоумение: «а почему мы этого ничего не знаем» и «где это можно прочитать?» Ну и что теперь удивляться, что вполне сектантские идеи разного там «царебожничества» и «апокалиптического аллармизма» легко захватывают сознание определенных групп верующего населения, поскольку подкреплены нерушимым авторитетом «старца», тогда как здравых критериев отличить истинное старчество от ложного у многих людей просто нет? 

 Не секрет, что страсти уныния подвержены многие люди. Проблема еще и в том, что на склонности к печали, часто, накладываются те же физиологические и «сезонные» проблемы. То есть, далеко не все в депрессивных состояниях можно отнести исключительно к нравственно-духовной составляющей. И здесь христианину все же нужно уметь эти вещи различать, отделять, так сказать, мух от котлет: безусловно, во многом помогут Таинства Церкви, но, одновременно, действенными, а иногда и прямо необходимыми окажутся — «правильно подобранные антидепрессанты». При том, что игнорировать значение и необходимость последних – порой, для многих людей просто неразумно, потому что в определенных случаях современная медицина может избавить страждущего от груза проблем, без которых вполне можно обойтись, ведь их и так в современном техногенном мире, выражаясь вульгарным языком, «выше крыши». Правда, в ходовом выражении «правильно подобранные» очень важен акцент именно на — правильно.

 "Зависть есть первоначальное семя всякого зла, первое порождение всякого греха, первая ядовитая скверна, растлившая небо и землю, первый тлетворный пламень, зажегший огонь вечной муки. Первый, согрешивший на небесах гордостью, был денница; первый, согрешивший в раю преслушанием, был Адам; первый, по изгнании согрешивший завистью, был Каин. Но первой причиной всех тех грехов денницы, Адама и Каина была все-таки зависть"
   (Святитель Илия (Минятий)
К этому можно добавить,что зависть — одна из корневых причин революций.