Можно заметить, что периодически в современной здешней полемике возникает тема о Суде Божием. Не мною подмечено, что современное либеральное сознание желало бы свести эту тему и вовсе «на нет»: мол, поскольку Бог есть Любовь (кстати, вполне библейский посыл), то никакого суда быть не должно, всем все простится. И, собственно говоря, в рамках юридического понимания спасения этот вывод во многом оказывается неизбежным, потому как человеческое сознание в своих крайних представлениях о Боге отказывается видеть Отца Небесного в роли неумолимого держателя некого небесного уголовного кодекса. Однако, если забыть о латинском юридическом видении спасения-не-спасения, то у святых отцов мы находим несколько иной взгляд на проблему оправдания или осуждения. Этот взгляд можно назвать, к примеру, антропологическим, органическим или – еще как угодно… То есть, что имеется ввиду? — каждый конкретный человек в каждый момент своей жизни таков каков он есть. В том числе и — перед Богом. Как сказано, в чем застану – в том и сужу. Надо думать, сказано-то не случайно. Господь будет судить человека по его конкретному состоянию – по способности или неспособности быть с Ним, Богом, в общении, иначе говоря – по плодам. «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?»
(Матф.7:16)
Или, вот как об этом говорит преп. Макарий Египетский:
“Как плодоносящее дерево, все летнее время вынашивающее в себе плоды, не может скрыть, Читать далее →

Словосочетание «как бы» ныне слишком распространено и, можно сказать, из-за злоупотребления им, уже считается почти предосудительным, этаким словом-паразитом. Но все же свой изначальный смысл пока не утратило. «Как бы» означает прежде всего мнимость, иллюзорность. В особенности оно, это самое «как бы», сильно, когда имеет отношение ко вроде как вполне жизненным явлениям или действиям. «Он как бы женился» или «она как бы развелась», «он как бы преступник», «они как бы договорились»… В общем – как бы жизнь, хотя поправка «как бы» подразумевает некую условность или только кажущуюся реальность. Но вот что интересно: оказывается это самое «как бы», казалось бы являющееся исключительно принадлежностью нашей профанной реальности, можно найти и у святых отцов – при чем во вполне серьезном контексте. Вот, к примеру:
«Вследствие преслушания первого человека приняли мы в себя странное для естества нашего — вредные страсти, и привычкою, долговременным усвоением обратили их для себя как бы в природу; и опять необычайным же для нашего естества — небесным даром Духа надлежит изгнать из нас сие странное и восстановить нас в первоначальную чистоту» (Духовные беседы преп. Макария Египетского, Беседа 4).
То есть, фактически, один из древнейших святых отцов здесь (с помощью этого самого словоупотребления «как бы») оказывается вполне солидарен с общей святоотеческой мыслью, что зло не имеет своей сущности, оно в плане этих самых категорий (сущность, природа) лишь как бы природа, как бы – сущность, по сути в изначальном бытийном устроении зло – иллюзорно и лишь «долговременным усвоением» приобретает некие претензии на сущностность. Кстати, любопытно, что некоторые современные «жежешные» «богословы» пытаются утверждать, что преп. Макарий постулировал то, что зло имеет свою отдельную «злую» природу. Но даже если у преп. Макария и есть своеобразное и для нас не очень привычное использование понятия «природа» (во 2-й беседе), то, читая далее, мы видим, что святой отец все же именует ее в связке со все тем же «как бы».

Думаю, что касается опасности Реформации, нет проблем: у нас, как у народа, нет уже такой энергии, чтобы родить Лютеров или Аввукумов. А если таковые и могли бы родиться, их давно поубивали, в том числе — в утробах.

 Гуляли с детьми в ботаническом саду. Сидел себе на лавочке, слушал Моцарта по радио «Орфей», вдруг подходит некий пожилой дядечка и так это предельно вежливо издалека начинает разговор, типа, я тут тоже гуляю, уже третий раз прохожу мимо вас и, мол, у меня возник вопрос, а не интересуетесь ли вы, часом, поэзией. Ну да, говорю, в какой-то степени, можно сказать и так, одно из моих образований – Литературный институт, да и сам иногда стишками балуюсь… дядечка несказанно обрадовался и присел рядом с целью продолжения разговора. Тут же, правда, выяснилось, что он сам стихотворец и желает предложить мне свой сборник. «Ну, — думаю, — попал: не иначе как очередной графоман». Впрочем, оказалось, что не вполне графоман: сборник им за свой счет издан дешево и простенько, стихи тоже такие «минималистские», но все же не графоманские. В общем, получил я этот сборник с дарственной надписью, пожертвовал автору небольшую сумму на издание следующего сборника – и автор, довольный, отправился дальше по Ботаническому саду выискивать очередную жертву очередного ценителя поэзии. А вообще забавно: как простой народ-стихослагатель находит для себя свой рынок сбыта своего читателя. Кто пользуется интернетом, а кто – Ботаническим садом.
В заключение – стих из «ботанического» сборника:
«Хочу в движении
                    покой найти,
В конце пути
                 приобрести начало.
Нужна ли ежедневность суеты,
Ведь даже много
                    это очень мало»
(Вячеслав Соловьев).

Ну, посмотрел-таки «Край» Учителя с Машковым в главной роли, выдвигаемый нами аж на самый (или самого?) «Оскар(а)». До самой финальной гонки недоумевал, а на что, собственно, я трачу время: в основном уже приевшиеся образы из серии о свинцовых мерзостях русской жизни все тех же сталинских времен, какое-то явно специально рваное построение эпизодов (типа – вот как мы умеем делать монтаж!) и слегка выпирающая претензия на глубокомыслие. Финал, правда, несколько выправляет фильм, но все равно недостаточно, чтобы признать его шедевром. Как-то все это в духе того, что уже было сказано о сталинских временах за два последних десятилетия, и в этом смысле фильм в общем-то вторичен.
Все это напомнило мне один анекдот, который и осмелюсь привести здесь:
Некий мужик заходит в магазин и говорит:
— Девушка, что это там у вас такое за прилавком – красивое, воздушное, легкое?
— А-а… это? Красивое и воздушное?.. Это – йогурт!
— А-а… йогурт… две бутылки портвейна, пожал-ста!
В общем, по-настоящему красивого и воздушного, мы вряд ли дождемся, но мазута, холода, грязи, жестокости, тайги, медведей и гонки на паровозах – всегда, пожалуйста!
(И Запад тоже должен быть доволен: вот она, как и полагается, выморочная медвежья Россия).

 www.dimitrysmirnov.ru/blog/cerkov-796/

 www.dimitrysmirnov.ru/blog/otvet-805/

Чудаки все-таки эти телевизионщики!
Звонили тут с одного из центральных телеканалов: предлагали прийти на запись передачи, посвященной теме почитания святынь и святых – на примере свят. Спиридона Тримифунтского и теперешнего пребывания его мощей в России. Позвонили именно что с такой идеей: мол, коль скоро у вас, о.Андрей, такая фамилия (Спиридонов), то, может быть, в вашей жизни это как-то особым образом (и особым покровительством свят. Спиридона) отразилось? Хотя явиться на передачу не отказывался, но к самой постановке вопроса отнесся несколько скептически (мол, святителя, конечно, почитаю, но ничего такого особенного рассказать не могу). В общем, обещали перезвонить, но не перезвонили. И вообще это все несколько странно: если, к примеру, у кого фамилии, скажем, Иванов, Петров, Сидоров, там, Васильев, Павлов, Федотов и т.д., то – что – они тоже должны особым образом почитать созвучных их фамилии святых?
Кстати, если уже на то пошло, то с фамилией Спиридонов у меня в роду все больше – чувашские крестьяне. А вот левитские корни больше связаны с фамилиями – Гермогенов, Богатырев… Правда, Гермогенов – опять же фамилия именная…
И вообще почитание святых, на мой взгляд, для христианина должно рождаться из некого внутреннего созвучия их судьбе, их подвигу (к примеру, в наши дни должны быть особенно почитаемы наши же новомученики и исповедники — и где это почитание?), а не из-за того, что один помогает с недвижимостью, а другой — с зубной болью. 

Каких только историй священнику не приходится услышать (никакое киношное или романное «мыло» за реальной жизнью просто не угонится). Вот, к примеру, недавно рассказывают мне про некого человека-врача, большого специалиста в какой-то там хирургии, который однажды и сам заболел раком желудка – лечился почти безрезультатно, пока кто-то не насоветовал поездить по монастырям – в особенности по тем, где регулярно совершают соборования, поприсутствовать, стало быть, а то и самому – пособороваться. Ну, деваться некуда, нашлись друзья, кто этому способствовал, поездил болящий, заодно и пособоровался (как я понял, и не один раз в течение некого краткого времени, хотя это и против правил). И что же? Настало значительное улучшение, фактически – ремиссия! Впрочем, это ли удивительно для православия? Да такого рода фактов – масса! Удивительно другое: человек сей, как был в общем-то неверующим (пусть и крещеным), так и – остался. Понятно, что милость Божия неизреченна по отношению ко всем – и к верующим и к неверующим тоже, а нам остается только благоговеть перед тем, что наши мысли и наше миропонимание еще не есть мысли и мировидение Самого Бога. Однако это еще не конец сей незаурядной истории. Дело в том, что у сего болящего есть еще и сестра-мусульманка (почему он крещеный, а она – мусульманка, не знаю, не переспросил). Так вот, когда он заболел и встал вопрос, что исцеления ради пора путешествовать по монастырям, сестра дала обед Богу, что, если брат исцелится, то она – покрестится. Ремиссия, как я уже сказал, настала, но сестра-мусульманка крещение принимать не решилась. Видно, подумала, что сойдет и так. Теперь, по прошествии нескольких лет, болезнь возобновилась самым серьезным образом – пришлось ее брату делать операции, удалять большую часть желудка, а перед его сестрой-мусульманкой таки вновь возникла проблема: видимо, все же надо покреститься, коль скоро ранее обещала и не выполнила, а брату – опять плохо.
Вот, собственно и вопрос: креститься или… нет, точнее, вопрос не в этом (покреститься в наше время не проблема, это легко осуществимо почти в любом храме) – вопрос, скорее, в другом… А сам мотив достоин вообще крещения, Евангелия, христианства как такового? У брата ее, похоже, как веры не было, так и нет, а какова вера этой женщины, если поводом для крещения, как видно, служит жизнь и здоровье любимого брата, а не, собственно, вера во Христа?