«Моисей был восьмидесяти, а Аарон восьмидесяти трех лет…»
Да, конечно, продолжительность жизни была тогда среди патриархов побольше, чем сейчас,
но все равно восемьдесят лет это более чем зрелый возраст.
Получается, что спорить с фараоном и водить свой народ по пустыни,
Господь посылает далеко не юнцов с революционным задором в сердце и куриными мозгами.
Да какой там еще задор! — изо всех сил пытается отбрыкиваться пророк,
мол, Господи, пошли кого-нибудь другого, да и человек я не речистый…
Понятно это нежелание вступать в борьбу с фараоном:
и народ жестоковыен, а за фараоном вон какая силища,
тогда как большая часть жизни прошла (после убийства египтянина), в эмиграции,
где в общем-то бедствовать не пришлось, благодаря женитьбе на дочери знатного мадианитянина
(тоже своего рода "мясные котлы").
И вообще на уготованную миссию никто не напрашивался:
явился Господь в виде огненного куста и, говорит, давай, вперед!
 — иди к своему народу спасать его…
Конечно, все это не случайно:
в глубине сердца еще не умерла ревность о Боге и о своем народе.
Только до поры-до времени эта ревность никак себя не проявляла,
так что, не явись Господь, можно было продолжать прозябать и дальше в качестве пастуха.

Собственно, жизнь большинства чем-то и напоминает пастушество Моисея:
первоначальная ревность сменяется испугом и заботами житейскими.
Господь, конечно, рано или поздно вновь является —
кому скорбью, кому болезнью, кому еще каким случаем,
но мы, увы, продолжаем твердить в ответ:
пошли, Господи, кого-нибудь другого на борьбу,
ибо я слишком мал, нищ и не речист…