У Венедикта Ерофеева в «Записных книжках» есть такая фраза: «Что легче потерять: вкус или совесть?» Вопрос, действительно, интересный… А еще один поэт вчера в комментариях сказал: «Совесть и есть вкус. Этический. А противопоставлять этику и эстетику — просто не разбираться ни в том, ни в другом». Тоже неплохо сказано, спорить трудно. Однако, несколько ранее от этого же поэта приходилось слышать еще и такое утверждение, что, мол, искусство это одно, а обыденная жизнь – совсем другое и смешивать их не стоит. Ну, то есть — в одном случае не надо противопоставлять, а в другом – смешивать… Или как там еще: «взболтать, но – не смешивать», вот… На самом деле, думается, все в человеке (в творческом тоже) взаимосвязано. Если же человек считает себя христианином, то – его жизнь и есть попытка выявления в себе совести и подчинения последней самой жизни. Может ли при этом хромать вкус? Может ли при этом графоман быть совестливым?

Да может-может, сколько угодно… Вкус вообще вещь такая трудноуловимая. Сколько-то процентов врожденного, сколько-то – благоприобретенного,  сколько-то  уже и утраченного… Вкус ведь может и изменить… Совесть, впрочем, тоже можно заглушать… А может ли быть человек с высоким вкусом и без совести? Вопрос… наверное, тоже может. По крайней мере, проблемы с совестью могут быть и у человека с высоким вкусом. И собственные моральные проблемы  вполне могут определять эстетическую, образную составляющую. И даже проецировать это на других людей. Вот, к примеру, знаменитый «сумасшедший с бритвою в руке» из стихотворения Арсения Тарковского, которым так многие  восхищаются (кажется, я этот  стих тоже уже лет двадцать пять как помню наизусть) – замечательная образность в этом поэтическом произведении, да  и финал с бритвой каков! – но, если задуматься, что в реальной жизни было за  всем этим? Стихотворение посвящено Марине Цветаевой, фактически – любовной связи с ней. История эта (были, конечно, и другие причины) послужила уходу поэта из семьи, где были оставлены дети, в том числе – Андрей Тарковский. Вряд ли кто из тех, кто знает творчество Тарковских, будет спорить с тем, что для будущего  великого режиссера уход отца был одной из основных мировоззренческих болей – в том числе и в собственном творчестве… «Зеркало» целиком посвящено этому, и вообще очень много в кинематографической эстетике самого режиссера связано с этой еще детской психологической травмой. И здесь,  действительно,   эстетика с этикой неразрывны, пусть даже художник или поэт хотел бы бежать от этики в эстетику…   К примеру,  Оскар Уайльд в свое время заявил, что, мол,  «эстетика выше этики»… Но у просвещенной публики были основания усомниться в том, что  здесь все этически безупречно. Константин Паустовский писал: «Он был блестящим лондонским денди, бездельником и гениальным говоруном… Уайльд не хотел замечать социальной несправедливости, которой так богата Англия. При каждом столкновении с ней он старался заглушить свою совесть ловкими парадоксами и убегал к своим книгам, стихам, зрелищу драгоценных картин и камней. Он любил все искусственное. Оранжереи были ему милее лесов, духи — милее запаха осенней земли. Он недолюбливал природу. Она казалась ему грубой и утомительной. Он играл с жизнью, как с игрушкой. Все, даже острая человеческая мысль, существовало для него как повод для наслаждения». Конечно, пассажи про «социальную несправедливость» можно отнести к советизмам, но то, что в Уайльде совмещалась гениальность с определенными пороками, это тоже общеизвестно. Только не надо обвинять меня здесь в обывательском суде над творцом-художником-поэтом. Речь вообще не суде над личностями, а в вопросе, что легче потерять  — вкус или совесть? Наверное, все-таки совесть теряется с большим успехом….