В истории с римским сотником, о котором Сам Христос говорит, что и в Израиле он не нашел такой веры (Мф. 8, 5-13), главной тайной является происхождение, источник столь совершенной веры этого имперского офицера. В самом деле, казалось бы, откуда такой вере было взяться у человека, выросшего в языческой среде как таковой? То, что он общался с израильтянами, также не объясняет совершенства его веры, ибо "такой веры" нет и в Израиле, также зараженном или магизмом или фарисейским превозношением. Однако некоторые указания в этом евангельском эпизоде все же есть. Это само отношение сотника к своему слуге: он любит его, печется о нем, ищет для него исцеления. Не о начальстве здесь попечение, не о благодетеле, не о близком родственнике… Значит,  душа сотника исполнена любви, сострадания, сочувствия… Это привлекает к нему благодать и научает вере. Также как и его смирение: он сам выходит к бродячему проповеднику, исповедуя его божественное могущество… Может быть, это и есть главное условие для обретения веры и утверждения в вере — способность к любви, сочувствию, состраданию…  Равно и способность к жертве и самоограничению… Так, к примеру,  в Евангелии мы видим, что жены-мироносицы идут ко гробу, неся ароматы, влекомые любовью ко Христу, хотя с точки зрения чисто рациональной это бессмысленно: и Учитель мертв, и приваленный камень опечатан…  но их любовь оказывается не посрамлена, и они становятся свидетелями Воскресения Христова. Так и вообще настоящая любовь не может быть посрамлена, потому как она сильнее смерти, сильнее этого мира и сложившихся в нем законов.  Евангелие говорит нам об этом — в том числе и на примере простого римского военного — его способность к любви и состраданию научила его настоящей вере…