«и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал» (Матф.22:12). А ведь не случайно молчит вторгшийся на царский пир «не в брачной одежде». Мог бы ведь сказать что-либо, типа: «Прости меня, что я такой, вот, типа, бомж сюда забрел немного перекусить…» Нет, даже прощения не просит. Нечего сказать в своё оправдание? Предположим, что так… Но ведь прощения же попросить всё равно можно? Или самозванец вообще не видит и не слышит обращающегося у нему (царя!)? Пребывает в другом измерении… Не может такого быть? Да сколько угодно! Молитвы (утренние, вечерние, «Ко святому Причащению») бормочем… много ли о Боге при этом на самом деле думаем? Или, скорее, где-то пребываем в помышлениях о своём-земном, не так ли? На Литургию пришли, на самый что ни есть пир духовный, — при этом где мысленно находимся?  В каких в это время помышлениях, внутренних страстях, а то и обидах купаемся? Руки сложили, к Чаше подошли: что именно у Бога при этом просим, да и понимаем ли, к Кому подходим и что Он от нас ждёт? Вот где одна из главных опасностей: «как ты вошел сюда», в Церковь, зачем и с какой целью? Да и слышим ли мы (в себе) этот вопрос?