Что бы там не говорили критики церковной жизни как таковой, но радость от великих праздников окончательно в Церкви оскудеть не может. Помню, когда я сам без малого два десятка лет начал воцерковляться, открытие этой благодатной праздничной радости было одним из самых сильных впечатлений — в особенности в сравнении с теми скорбями и радостями, которые имеют место в мире без Христа. Помню также, что это было сродни возвращению (в хорошем смысле), в детство — к бытийной полноте восприятия окружающего мира и себя в нем.
Со временем эта пасхальная новизна и "свежесть" праздничной радости, кончено же, несколько поблекла, что в общем-то неизбежно (священнику, как это ни парадоксально, иногда бывает сложней эту радость сохранить не поистраченной уже только в силу  профессионализма, по причине того, что в праздники нагрузка сильно увеличивается и бывает, что в сам день Рождества или Пасхи ты уже, что называется, «никакой»), — однако, это не значит, что рождественской или пасхальной радости более нет, а "благодать на небо улетела". Напротив, думается, что до тех пор, пока Церковь остается Церковью,  не может оскудеть эта радость, и сама эта радость имеет благодатную природу. Эту радость нельзя вызвать в себе каким-либо естественным человеческим усилием, самогипнозом, вином, наркотиком. Порой, не знаешь, как и откуда она приходить и почему именно и когда уходит. Наверное, свой опыт переживания  духовного радования есть и у католиков  и у протестантов, не могу об этом исчерпывающим образом судить, — но я точно знаю, что опыт истинной радости есть в Церкви как таковой, благодатно растворенный в ее "ребрах", в богослужебном обиходе, в "годовом круге",  в особенной радостной поэзии праздника, откуда,  как из песни, слов так просто не выкинешь. И хотя я согласен со многими критическими посылами и построениями современных критиков Церкви, но очень часто, при этом, видно и вполне ощутимо, что сами они или почему-то  этой радости в Церкви не знают, или забыли о ней, или умалчивают, посчитав в своих рациональных расчетах и посылах сию радость как нечто второстепенное и маловажное. Однако наличие или отсутствие этой радости — далеко не пустяк и не мелочь. И если наше христианство становится безрадостным, холодным и гневливым, если это прежде всего только памфлет, фельетон, разбора полетов на тему "всем быть могло иначе, но не было иначе", если мы только этим и живем, не имея никакой благодатной радости, то христиане ли мы тогда вообще и с нами ли тогда Христос?  Часто говорят, что Церковь (Экклесия) проходит через сердце человека, а не через стены и золотые купола, и это верно…    Верно, то, что богочеловеческий организм Церкви созидается Богом в сердцах и душах верующих в Него, но сам опыт этого созидания происходит не без значение и влияния институции Церкви — и в ее внешних границах  в том числе, — уже хотя бы потому, что границы, очертания, формы тоже важны. И те, кто желает иных альтернативных форм — разве желает чего-то действительно нового и разве сможет даровать на "кухонном" собрании какую-то новую и более совершенную радость, чем та, что изливалась и продолжает изливаться от обычной слабо позолоченной софринской чаши? И если проанализировать большинство современных критических построений на тему о современной Церкви, то заметно, что за всем этим часто скрывается прежде всего дух рациональный и по сути безрадостный. Этот дух не то чтобы не прав или злонамерен, или бесталанен, но он угрюм и уныл, хотя может быть и могуч в своей основе. Это как, к примеру, великий русский писатель Лев Толстой был во многом прав, гениален и авторитетен, но оказался не в состоянии увидеть в Церкви ее высокой поэзии и радости. Впрочем, это была вина не его одного. Видимо, большинство из тех, кто окружал его, не могли даровать ему настоящей христианской радости.  И повторюсь: эта радость совсем не пустяк, но — вместе с сугубо покаянным настроем и решимостью брать свой крест на себя — есть необходимая составляющая евангельского миропонимания

С Рождеством Христовым, дорогие друзья! Будем иметь в себе радость о Христе, и пусть эта радость будет совершенной!