"Это одинокий мальчик. Он излучает одиночество и взрослость. Он привык и должен быть один. У него нет друзей, он в них не нуждается. Редко улыбается. Часто уединяется и смотрит куда-то – то ли вдаль, то ли в себя. Несчастен, но не задумывается над этим. В нем чувствуется внутренняя драма. Если его увидеть одного, можно подумать, что это не ребенок. С таким ребенком нельзя шутить…»
Портрет мальчика на роль Малыша в фильме А. Тарковского «Жертвоприношение» был надиктован режиссером. Мальчика искали. Но он не находился.
«Если бы мы были в России, то искали бы мальчика в детских домах. Ищите в детских домах и приютах!» — советовал Тарковский ассистентам. «Но в Швеции нет детских домов!» — с гордостью отвечали ему. Это известие сразило Андрея Арсеньевича наповал: «Как нет?» Он ходил по коридору и приговаривал: «Страна чудес!»

Не знаю, как вам, а мне это читать просто горько: то, что должно быть нормой – дом, семья, отец и мать, отсутствие сиротства – у нас даже художником-творцом воспринимается как чудо-чудное, диво-дивное.  Да, собственно, чему тут удивляться, ведь и один из основных творческих мотивов любимого мной кинорежиссера корнями уходит именно что в собственное его сиротство (отец-поэт перед войной оставляет семью и уходит к другой женщине), фильм «Зеркало», кстати, весь на эту тему. Да, нормальной семейной жизни, нормальному детству могут угрожать войны, революции, потрясения… но есть разное сиротство: сиротство при живых родителях куда хуже, потому что, часто, уже непоправимо ранит душу, тогда как, думаю, Богу всё же более угодно, чтобы человек рождался и возрастал в нормальной семейной атмосфере любви и счастья, чем с малых ногтей глубоко страдал от сиротства как такового, пусть даже это позже и может послужить его высоким художественным прозрениям.