"Ведь те, которые не питаются часто от этой духовной пищи, конечно, умирают, хотя и кажется, что живут телесно. Однако душевно они мертвы, ибо удалились от духовной и истинной жизни, которую доставляет Святое Причастие.
И как младенец, когда рождается, и просит с большой охотой пищу и молоко, а когда не ест, не имеет аппетита, то это признак, что он болен и находится в опасности умереть, так и мы должны иметь охоту есть Святое Причастие, духовную пищу, дабы нам оживотворяться. А в противном случае мы находимся в опасности душевно умереть.
Поэтому говорит божественный Златоуст: "Итак, не будем нерадеть, удостоившись такой любви и чести. Не видите ли вы детей, с какой охотой они стремятся к материнской груди, с каким рвением их губы хватают грудь? С таким же рвением да приходим и мы к этой Трапезе, к этой духовной груди, пожалуй, даже с большей охотой. Ухватимся, как дети за материнскую рубашку, за благодать Духа. И пусть у нас будет только одна скорбь — не причащаться этой Пищи" (Св. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея. М.,1993. с. 827).
В общем, думается мне, что это все не просто верно, но и вот это самое отсутствие духовного аппетита есть одна из главных причин наших церковных немощей и неудач. Причина, конечно, не единственная (считать ее таковой было бы непростительным упрощением), однако весьма характерная. В своей элементарной священнической практике я чаще сталкиваюсь именно с отсутствием духовной жажды, чем с наличием ее. Чаще, именно так: что называется — ни рыба, ни мясо, ни холодно, ни горячо — типа, "в храм, батюшка, хожу, свечи регулярно ставлю, но что-то в жизни не ладится…" — "А причащались-то когда последний раз?" — "Ой, давно, может быть, год назад…" Но это, что называется, такой элементарный "низовой" народный уровень. Если же судить относительно уровня "продвинутых" интеллектуалов, то младенческой жаждой причащаться здесь тоже особо не пахнет. Даже, судя по дискуссиям о Таинстве Причащения, имеющим место быть здесь, в ЖЖ, отношение к Причащению, часто, сводится к философской постановке вопроса, типа "веревка вещь какая"? То есть, в яму, желая помочь из нее выбраться, бросают веревку, а находящийся в бедственном положении в яме начинает задаваться вопросом: веревка ли это на самом деле, из какого волокна (натурального или синтетического) сплетена, способна ли выдержать вес того, кто нуждается в спасении… Поэтому мы часто и не являемся Церковью, потому что не имеем жажды Церковью быть. Зато склонны препарировать и пытаться критически осмыслять реалии, тем или иным образом с Церковью связанные. Дело это тоже, конечно, необходимое, но по сути Церковью не являющееся. Это как бы институт по изучению проблем, связанных с бытием Церкви в современном мире. Так, когда у одного особенно "продвинутого" правдореза спросили, а ты сам-то по отношению к проблемам жизни современной Церкви — "где?" — то ответ был весьма характерный: "я — в стороне"… Да, в общем, конечно, в стороне быть проще и легче — и даже "красивше"… но является ли это истинным церковным собранием, Экклесией как таковой? Ведь сама по себе возможность быть Церковью через Причащение Тела и Крови Христовой, а также и, разумеется, через волевую попытку исполнения евангельских заповедей, за многие столетия ничуть не утратилась и принципиально не изменилась… Да, можно много рассуждать о "системе", "фофудье", "клерикалилизме" и т.д. – но, вот, в любом храме — Литургия, вот Чаша Христова, а вот и сама наша обыденная жизнь, вот наши ближние, вот убогие, нищие, больные, дети-сироты… Что мешает Причащаться, что мешает пытаться быть христианами? Да опять же — отсутствие самой духовной жажды…