«Вчи­ненным единожды в клир и монахам, определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирской чин; иначе дерзнувших на сие,и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде из­брали для Бога,предавати анафеме» (7-е правило Халкидонского Собора).

Интересно, что в так называему синодальную эпоху в России тот, кто сложил с себя сан, в течение определенного времени получал некоторое "поражение в правах": так, бывший священник не мог в течение десяти лет занимать государственные посты (должности), а бывший монах — вообще пожизненно лишался такого права. Сейчас, естественно, "поражение в правах" не акутально, однако сама евангельская нравственная интуиция вряд ли может устареть:  "никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия"(Лук.9:62). Правда, на том же христианском Западе вроде как уже давно выход из священного чина и вступление "в мирской чин" не рассматривается как нравственный криминал (типа, смена профессии), но у нас (внутри Церкви да и не только внутри) пока еще такого рода "озирание назад" не воспринимается как вполне нравственная норма. Кстати, да простят меня поклонники Охлобыстина (я вовсе не противник, что называется, современных миссионерских технологий), но его кульбиты с собственным священством, которые он, кстати, объяснял, что актерством ему пока надо семью обеспечивать, если он не вернется к ранее свободно и без принуждения принятому им священству, вполне подпадают под данную анафему.

 
«Причащаясь Святой Плоти и Честной Крови Христа, принимаем не как обыкновенную плоть (да не будет!), но как Плоть воистину животворящую и собственную для Самого Слова".
Деяния Вселенских Соборов (III Вселенский Собор). Т. I. СПб., 1996. С. 195. 

Если более или менее полистать церковно-историческую литературу, то, фактически, везде мы находим, что первенство и власть (монархия) епископа в Церкви были с самого начала, ещё с 1-го века. Выборность священства (пресвитеров)? А как же! Было-было! Только выбранная кандидатура, затем, в обязательном порядке представлялась правящему епископу на утверждение (ну и рукоположение, если утвердит). Полной же демократии (кого хотим выбираем и его непременно же сами рукополагаем), разумеется, в Церкви не было. В общем – соборность…  (должна быть!) Вот только когда вообще в христианской истории это свойство Церкви себя реализовывало во всей возможной полноте? Ведь ко всему прочему, как правило, настоящее грезит о прошлом «золотом веке», тогда как если почитать сохранившиеся документы того или иного «золотого века», то и там можно найти всю ту же неудовлетворенность настоящим и обращенность к куда более лучшему прошлому. Или это вообще свойство человека — со вздохами о прошлом — бегать настоящего и тешить себя некоторыми надеждами на светлое будущее?

«и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал» (Матф.22:12). А ведь не случайно молчит вторгшийся на царский пир «не в брачной одежде». Мог бы ведь сказать что-либо, типа: «Прости меня, что я такой, вот, типа, бомж сюда забрел немного перекусить…» Нет, даже прощения не просит. Нечего сказать в своё оправдание? Предположим, что так… Но ведь прощения же попросить всё равно можно? Или самозванец вообще не видит и не слышит обращающегося у нему (царя!)? Пребывает в другом измерении… Не может такого быть? Да сколько угодно! Молитвы (утренние, вечерние, «Ко святому Причащению») бормочем… много ли о Боге при этом на самом деле думаем? Или, скорее, где-то пребываем в помышлениях о своём-земном, не так ли? На Литургию пришли, на самый что ни есть пир духовный, — при этом где мысленно находимся?  В каких в это время помышлениях, внутренних страстях, а то и обидах купаемся? Руки сложили, к Чаше подошли: что именно у Бога при этом просим, да и понимаем ли, к Кому подходим и что Он от нас ждёт? Вот где одна из главных опасностей: «как ты вошел сюда», в Церковь, зачем и с какой целью? Да и слышим ли мы (в себе) этот вопрос?

Сегодня после вечерней службы подходит мужчина средних лет и говорит: мол, я из Пензы, там собрались в пятницу крестить нашего ребенка, а там в храме говорят, что отец, раз он в Москве, должен привезти из любого московского храма справку, что прошёл два собеседования – и только тогда можно будет дитё крестить. В Москве, мол, в курсе, таковы, мол, именно что московские распоряжения, спущенные в провинцию…
Однако я, клирик одного их московских храмов, почему-то первый раз про эту новацию слышу… Ну, поговорили… Конечно, о вере у отца требующего крещения ребенка представления более, чем типично приблизительные. Нашли в книжной лавке Евангелие, брошюру об азах веры, диск с проповедями о. Димитрия…  Говорю: подойдите в дневное время к храмовому секретарю – пусть на бланке храма составит бумагу с печатью о том, что на собеседованиях были. Телефон свой, если какие вопросы будут, тоже дал. В общем – катехизация на ходу и по случаю. Правда, несколько принудительная, но, как говорится, кто знает, как слово наше отзовётся…
Одного только я не понял: если это впрямь распоряжение уже разошедшееся по всем епархиям, то почему рядовое московское священство ничего толком не знает? Или это только я всё проворонил?

Ярославль  –  9  11 – Охлобыстин

Охлобыстин – Ярославль – 9   11

11    9               Охлобыстин

Охлобыстин…

(Усекновение главы Предтечи Иоанна)

Смерть, действительно, всегда рядом. К примеру, совершали сегодня после Литургии панихиду: о новопреставленных  — иерее Константине (сороковой день), Романе (повар одного из наших храмов  — убили его ножом в собственной квартире, кто и за что — пока неизвестно), Елене (бортпроводница того самого ярославского Як-42, была как-то связана и с нашим приходом).
Понятно, что память смертная должна быть для христианина добродетелью, однако есть здесь свои нюансы: память сия, думается, должна означать не ужасание или сокрушение относительно нашей общей смертности (это всё уже победил Христоc), но — прежде всего, готовность. Готовность к встрече. К встрече с Самим Богом. Каждодневная готовность…  Легко, как говорится, сказать, но вот как воспитать эту готовность в себе? Действительно, это вопрос уже не смерти, но — самой жизни.

В обсуждении причин очередной авиакатастрофы в эфире одной радиостанции именитый ведущий высказал одну вполне очевидную истину, что Россия не может существовать без великих идей: мол, наши предки готовы были потерпеть, завязать потуже пояса, брать в руки оружие, потому что – было за что… То есть, из России в принципе никогда не получится небольшая сытая благополучная страна, такая своего рода, к примеру, Бельгия… В то время как распад былого советского материально-технического наследия всё более очевиден (та же авиационная промышленность и вообще безопасное обслуживание гражданской авиации не могут существовать без определенной технологической цепочки, которой у нас скоро может просто не стать), тогда как для построения новой технической базы нужна новая индустриализация – и вот под эту самую индустриализацию у государства нет ни воли, ни внятной мобилизующей идеологии (идеи)… Что здесь скажешь? Да, идеологии нет. Хотя, очевидно, что уже лет двадцать как властвует идеология золотого (или зеленого) тельца, сиречь – сребролюбие («занос-распил-откат»), которое собой основное идейное пространство вполне заполняет. Сверх того, сформулировать внятную идеологию вообще не просто, ведь даже в царской России это удавалось с трудом (сколько противодействия, к примеру, и насмешек вызвала та триада «православие-самодержавие-народность», да и оставалась, судя по всему, более лозунгом, чем осуществлялась на деле). Позже, советская идеология, хотя и была вполне мобилизационной,  но быстро себя исчерпала, воспринимаясь в поздние брежневские времена, как некий для многих очевидный анекдот (типа, «все для человека? – я даже видел этого человека»). Фактически, попытка экспериментировать в социальном поле с коммунистическими идеалами породило сильную аллергию на какую-либо идеология вообще. Почему и идеи  видимой свободы к началу 90-х пришлись очень многих по вкусу. Но со свободой пришел тот самый культ денег («распил и откат»), который и властвует до сей поры. И, увы, не видно, что этому можно в обществе противопоставить, ведь сколько бы государство не пытается заигрывать с Церковью и как бы Церковь не была лояльна государству, из этого тоже никакой внятной идеологии не рождается.

Сегодня, будучи за рулём, услышал по радио выступление Евгения Ройзмана — http://roizman.livejournal.com/ 
Речь шла о создании нового проекта — "Страна без наркотиков".  Будучи сам родом из Екатеринбурга (Свердловска), я знаю ещё по юности некоторых людей, которые с фондом "Город без наркотиков" сотрудничают, фактически, с самого начала работы этой общественной организации.  И, похоже, это почти единственный реальный опыт, когда ту же накромафию на уровне одного региона удалось хоть как-то прижать. Теперь у Ройзмана и его сотрудников появились возможности попробовать проделать это же на уровне всей страны. Как я понял, будет озвучен телефон, на который можно адресовать ту или иную информацию о наркоторговле по всей России. Информация будет обрабатываться и будут приниматься опеределенные меры, которые уже были за последнее десятилетие апробированы фондом на уровне уральского региона. Дай то Бог!