Вера в предельное:


«Великая драма искупления происходит все время. И эту точку зрения, эту эсхатологию, эту доктрину, эту веру в предельное ранняя Церковь умела исповедовать. Церковь была гонима, была отвергаема. Римская Империя говорила христианам: «Вы не должны существовать». Но почитайте ранние христианские молитвы, и вы увидите, что они одновременно и космичны, и историчны. Нерон! Боже мой, какой это был ужасный тип! И как раз во время правления Нерона Павел пишет Тимофею: «Прежде всего прошу совершать молитвы… за царей и за всех начальствующих…» (1 Тим. 2:1–2). Он не говорит: «Протестуйте!» Он говорит: «Молитесь за них». Почему? Потому что Церковь — это не форум для обсуждения социальных реформ. Церковь снова и снова сообщает нам один-единственный факт, что история мира — это история искупления, за которое мы несем ответственность, потому что оно происходит в наших сердцах, и что нет иной власти, кроме этого Царства, этого света, приходящего к нам, —осуществленной, во всеуслышание объявленной эсхатологии Царства и в то же время реального знания этого Царства. Знания того, что никакие рецепты и курсы лечения ничего не решают, но что, если кто-то хочет познать истину вещей, он, подобно св. Антонию Египетскому, великому основателю монашества (IV век), обращается к Богу. Антоний отправился в пустыню и попросил Бога даровать ему способность всегда видеть дьявола. Потому что дьявол всегда принимает форму ангела света. Дьявол всегда говорит что-то сентиментальное, милое, доброе. И Бог в конце концов даровал Антонию способность видеть дьявола. И тогда для этого святого, все еще в пределах его земного бытия, мир стал Царствием» (Между утопией и эскапизмом». Шмеман Александр, протоиерей: http://www.kiev-orthodox.org/site/churchlife/3211/)
Что ни говори, словно сегодня сказано, а не тридцать лет назад. Пример с преподобным Антонием Великим — парадоксален, но именно что по-христиански парадоксален: познав реальность диавольских козней, преподобный укрепляется в осознании того, что мир как таковой есть прежде всего уже осуществляемое Царство Божие. В этом смысле социальные проблемы и проблема властителей окончательно неразрешимы (они не стоит того), потому что в системе обычных земных координат сама кажущаяся необходимость оптимизации или разрешения проблем взаимоотношения власти и общества скрывает в себе дурную бесконечность, если к этому подходить слишком всерьез, как к вопросу почти религиозному, то есть сущностному, наиважнейшему, в этом неизбежно присутствует все тот же апостольское (точнее — иудейское) требование, апостольское желание: «не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:6), решение чего Христос в принципе отметает. Не то чтобы эти вопросы не требуют разрешения и христианского участия, но они не первостатейные, хотя для многих как раз-таки и являются главнейшими. Для христианина все же главнее — евангельское: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Матф.6:33).

Во дают — с разных сторон!


Удивительное рядом: http://ruskline.ru/news_rl/2011/09/29/ierej_aleksij_moroz_tvorchestvo_solzhenicyna_i_brodskogo_naneslo_avtoritetu_i_prestizhu_strany_nemalyj_uron/

Жаль, что Шаламов не эмигрировал: по отсутствию положительных персонажей он должен далеко опередить Солженицына…

О Набокове:

Похоже, слова протоиерея Всеволода Чаплина относительно Набокова и Маркеса, действительно, ещё как передернули:  http://www.regions.ru/news/2373691/  И впрямь странно было бы изучать ту же «Лолиту» в школе. Помнится, читал это произведение, будучи студентом Литинститута (кажется, ещё в храм тогда не ходил), и, хоть это было более двадцати лет назад, впечатление было не очень. Кстати, Маркеса «Сто лет одиночества» тоже давно не перечитывал, но, что интересно, вообще не запомнил там этой самой извращенческой темы (то ли забыл уже, то ли вообще  не обратил тогда внимания).  Однако вернемся к Набокову. На мой взгляд, его значение, как великого русского (местами, впрочем, и англоязычного) писателя, сильно преувеличено. Он вообще весьма синтетический и синтетический не в самом хорошем смысле литератор. Да, великолепный стилист, но, подозреваю, что внутренний его нравственный облик, при возможно близком рассмотрении, может внушать определенное омерзение. Кстати, та же самая «Лолита», хоть и (повторюсь) давненько читал этот роман, в конечном счете тоже может внушать ощущение омерзения, не смотря на то, что многие будут оправдывать это повествование якобы высокими художественными достоинствами.  Кстати, а каковы были побудительные мотивы автора в написании этого произведения? Боюсь, что далеко не как, скажем, у Достоевского, который был способен вместе со своими героями, действительно,  показать как  здесь в сердце человека «диавол с Богом борется». Да, у Набокова его герой, любитель «нимфеток», тоже заканчивает свою одиссею не лучшим образом – убийством, однако порок главного героя и его финальное преступление оставляет впечатление того, что автор хотел изо всех сил поразить современного ему читателя и таким образом сделать себе на западе имя. Что в определенной степени ему и удалось.  В общем, на мой взгляд, Набоков, как писатель, внутренне  достаточно беспринципен – и, по крайней мере, мне, как читателю, соприкасаться с его творчеством не доставляет особого удовольствия. Кстати говоря, гораздо более сильным и мощным писателем того же времени является Гайто Газданов, стилистически вполне сопоставимый с Набоковым, но, судя по всему, гораздо более внутренне нравственный и цельный. Правда, по сравнению с Набоковым, гораздо менее известный.

«Место обитания» (цитатник):

"Блаженная плоть Господня — не что иное как Церковь. "Тело Господне", в Котором живет Дух, было явлено как полнота Церкви, которая с тех пор стала "местом", где верные обретают духовную в собственном смысле жизнь, а спасение — конкретность. В живом организме Тела Христова духовная жизнь Главы переливается в члены, животворя их. В этом смысле рождение Церкви составляет вторую предпосылку духовной жизни, и сама Церковь — второй аспект спасения. Христос — не только Избавитель, предающий избавленных самим себе по освобождении, снабдив мудрым учением. Он творит им принципиально новое "место обитания", и это "место" есть Его Тело". 
       Панайотис Неллас. Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле.


Сугубо политическое (все изложенное может не совпадать с мнением самого автора):

Собственно, чему удивляться: разве демократия в полном смысле когда-либо вообще в России была?  Или, может быть, оное общественно-государственное устройство присутствовало в России неявно, так сказать, имплицитно? Нет, скорее, это монархия всегда присутствовала в России или явно (большую часть исторического развития) или, последние двадцать, лет имплицитно, потому что та же ельцинская конституция образца 93-го года вполне монархична, даже не смотря на перевыборы и ограничения срока, которые теперь (опять же вполне монархично) продлен до шести (читай двенадцати) лет. И передача власти от одного члена тандема другому тоже вполне монархическое действие. Ну, правда, перевыборы, как некий демократический фасад, ещё приходится оставить, иначе монархия будет не имплицитная, а явная. А это в плане международного имиджа не вполне «комильфо». Вы спросите, как я сам к этому отношусь? Это не имеет никакого значение! Вопрос в другом: что вообще соответствует «менталитету» России, что поможет ей вообще уцелеть – монархический или демократический принцип существования власти?

Евхаристия определяет Церковь.

Листая некоторые труды на тему о церковных таинствах, обратил внимание на следующую мысль. Западное богословие говорит о первичности (и даже предвечности) самой институции Церкви, которая уже, будучи таковой, определяет (осуществляет) Евхаристию. Восточное святоотеческое богословие говорит о другом: первична (и даже предвечна) Евхаристия, которая и определяет существование Церкви. Пожалуй, понимание этого очень важно! Вынимаем из бытия Церкви Евхаристию, как сущностное (бытийное) ядро — тогда и начинаются с церковной институцией всевозможные проблемы. Без Евхаристии, обращаясь только на собственную институцию, замыкаясь на ней, Церковь перестает быть Церковью с большой буквы и неизбежно обращается в некий общественный институт с буквы, увы, маленькой, — институт, который в свою очередь (без "Агнца как бы закланного") легко подвержен воздействиям стихий мира сего. Что уж говорить тогда о многих представителях простого народа, которые, как правило, и видят в Церкви институт по обслуживанию элементарных религиозных потребностей, а о Евхаристии вообще не имеют никакого понятия.

Озирающийся назад (цитатник)…

«Вчи­ненным единожды в клир и монахам, определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирской чин; иначе дерзнувших на сие,и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде из­брали для Бога,предавати анафеме» (7-е правило Халкидонского Собора).

Интересно, что в так называему синодальную эпоху в России тот, кто сложил с себя сан, в течение определенного времени получал некоторое "поражение в правах": так, бывший священник не мог в течение десяти лет занимать государственные посты (должности), а бывший монах — вообще пожизненно лишался такого права. Сейчас, естественно, "поражение в правах" не акутально, однако сама евангельская нравственная интуиция вряд ли может устареть:  "никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия"(Лук.9:62). Правда, на том же христианском Западе вроде как уже давно выход из священного чина и вступление "в мирской чин" не рассматривается как нравственный криминал (типа, смена профессии), но у нас (внутри Церкви да и не только внутри) пока еще такого рода "озирание назад" не воспринимается как вполне нравственная норма. Кстати, да простят меня поклонники Охлобыстина (я вовсе не противник, что называется, современных миссионерских технологий), но его кульбиты с собственным священством, которые он, кстати, объяснял, что актерством ему пока надо семью обеспечивать, если он не вернется к ранее свободно и без принуждения принятому им священству, вполне подпадают под данную анафему.