Об этом свидетельствует многое. Вот вам пример. Верующая женщина, имеет восемь детей (старшему восемнадцать лет, а младшему два года), муж работает сторожем и получает 15 тысяч рублей. Живут они в поселке Софрино. Прожиточный минимум этой семьи должен быть примерно сто тысяч рублей в месяц. Понятно, что живут они очень бедно. К тому же один из детей болен лейкемией. Семья истратила последние средства — комнату продали, чтобы оплатить лечение. В результате органы опеки хотят отобрать у них детей. И куда она не обращалась за помощью, никто ей не мог ничем помочь, даже духовный отец. Никто от Церкви им не взялся помочь, к кому они не обращались, все делали вид, что этой проблемы нет, денег нет. Эта женщина бьётся как рыбка, а помощи – никакой. Хотя помочь – элементарно: снять трубку, позвонить своему спонсору и сказать, что вот есть такая семья или взять и продать сорокапудовый колокол (который стоит огромные деньги), который – вещь, конечно, прекрасная, но всё же не более чем дань церковной традиции (потому что колокола сегодня уже не являются средством коммуникации).

Многодетная семья в нашем современном «советском» режиме не может выжить сама по себе. Это нереально. Я раньше думал и всегда говорил – «Женщины, да рожайте детей, тогда ваш муж от вас никуда не уйдет», потому что у него совести не хватит…. Теперь я знаю десятки случаев, когда бросают и пятерых детей, и шестерых, и семерых. И священники бросают своих жен. То, чего раньше не было – сейчас в «порядке» вещей. И без помощи Церкви нереально выжить. Чисто физически – это просто невозможно. Я это к тому рассказываю, что при такой ситуации, когда церковь не может организовать реальную помощь многодетным христианским семьям — малым церквям, мы не можем серьезно говорить о катехизации.

Я хорошо понимаю, что необходимо было восстановить Храм Христа Спасителя; надо восстанавливать храмы в городах. Но зачем в селе, где живут три человека, восстанавливать двухэтажный пятикупольный храм? Такая работа стоит примерно 2-3 миллиона долларов. На эти средства можно было построить десятки катехизаторских школ с привлечением специалистов, которых перед этим можно еще образовать. Я понимаю, что каждый христианин скорбит по разрушенным храмам и хотел бы, чтобы их восстановили. Но все-таки дело церковное – это не реставрация утраченных сооружений, а прежде всего другое: забота о людях.

Мы сейчас восстановили половину монастырей, которые действовали до 1917 года на территории Российской Империи. Ну и что? Ведь все это в одно мгновенье Господь может отнять так же, как отнял в прошлом. Может так сложиться, что вся огромная машина государственного аппарата развернется против христиан и настанет совершенно другая, чем сейчас, ситуация. Это вполне возможно. На такое развитие событий работают огромные силы и тратятся огромные деньги, чтобы это случилось.

Эпоха восстановления храмов завершается и начинается новая эпоха — эпоха работы с людьми, эпоха воспитания людей, которая требует от Церкви активных, колоссальнейших усилий. Понятно, что энтузиазм тех, кто пришел в Церковь 10 — 15 лет назад, поутих в силу естественных биологических причин – состарились люди, у них нет уже того задора и тех сил, что были. А православная молодежь – ну, во-первых, ее еще мало. Во-вторых, харизматичные личности – это все равно товар штучный и редкий. Осложняется ситуация тем, что интересы людей, от которых зависят важные решения и финансирование, находятся вне сферы катехизации, их как правило интересуют молитва, разные поездки, святыни. Но наличие этих трудностей не значит, что нужно сложить свои полномочия и перестать что-то делать. На самом деле даже когда остается один человек, то делать можно всегда.

Современное состояние у нас, конечно, трудное. Часто бывает, что даже люди, прошедшие духовную школу, не представляют себе, что такое христианство. Поэтому мне представляется очень нужным в катехизации сделать выпуклым один момент, который обычно ускользает. Я говорю о том, о чем говорил Господь притче «О страшном Суде» — о милосердии. Без настоящего милосердия – не такого, по остаточному принципу, а как принципиального образа жизни – христианства быть не может. Вспомним приведенный мной пример. Если нормальной благополучной, но очень бедной христианской семье с восемью детьми Церковь не помогает – это есть просто духовная смерть. И нам нужно, чтобы катехизация была такова, чтобы она воспитывала милосердие, чтобы христианин не мог пройти мимо чужой беды, как прошел левит и как прошел священник. Как милосердный самарянин, христианин обязательно должен наклониться и помочь, более того — пожертвовать что-то своё – свою скотину, дать денег и т.д. Причем это – акт веры. Конечно, все нормальные люди – жадные. Но христианин должен преодолевать свою жадность. И тогда Господь ему будет восполнять его убыток, как восполнял всем тем добрым людям, о которых написано в житиях.

Катехизация должна дать возможность человеку приобщиться к реальной жизни. Т.е. она должна состоять из двух частей. Многое из того, чему учат сейчас людей при их воцерковлении, находится за пределом Откровения Божия. Часто людей приобщают к сложившемуся в прошлом человеческому опыту. А подлинная жизнь – это когда сердце человека становится милосердным. Станьте милосердными, как Отец ваш милосерд есть. Вот это сказано о христианах и христианам.

Катехизация должна помогать человеку начать христианскую жизнь, должна поставить его на «евангельские» рельсы. Потом он, конечно, должен идти сам, под руководством иерархии и, разумеется, в общем строе нашей традиционной православной духовности. Но именно катехизация должна, как говорят сегодня, «заточить» этого человека на милосердие. Такое изменение человека к милосердию и есть покаяние. Нельзя служить – сказал Господь – Богу и мамоне, это две противоположности, и никакой компромисс здесь невозможен. Человек в результате катехизации должен это понять и встать на путь милосердия.

Почему так успешны «свидетели Иеговы» или другие сектанты? да потому, что они жертвенно служат своему сумасшествию. Они жертвенно, а мы — нет. Мы — только в «охотку», как клубное дело, что-то христианское делаем, и потому мы так неуспешны. Любого человека можно захватить и поджечь только жертвенностью. Только жертвенность привлекает внимание. Если Церковь не хочет идти на лишения, а хочет создать себе комфорт, то тогда будет как везде — внешнее спокойствие, но не будет главного, потому что Церковь началась с жертвы, с Креста на Голгофе и может жить только жертвой. Обычно когда человек поворачивается лицом к Богу, его окрыляет Божья благодать, но, тем не менее, внутри себя он часто хочет от Бога каких-то благ. И вот как раз катехизация должна ему показать, что на самом деле он пришел на Голгофу.

Я убежден, что в нашей катехизаторской системе мы должны приобщать людей к жертвенной христианской жизни, а не только к внешней традиционной совершенной и прекрасной форме. Надо серьезно задуматься над системой научения вере. Большинству людей в принципе непонятно и не может быть понятно, наше богословие. Вот «свидетели Иеговы» — им объяснили четыре-пять тезисов, и они пошли проповедовать, готовы ехать в Сибирь, на Камчатку, в Анадырь – куда угодно. Попробуй русского священника пошли на Камчатку. Я уж не говорю из Москвы, из Подмосковья. Нет. Не найдешь. Любой епископ Дальнего Востока вам это скажет.

Необходимо в катехизации приобщение к реальному опыту благодати. Конечно, первый призыв – почему человек пришел, захотел что-то узнать – это тайна, это Господь призывает. Но существуют четыре источника благодати: Священное Писание, молитва, Таинства церковные и добрые дела.

По словам преподобного Серафима, молитва всегда под рукой – это самое простое. Поэтому человек катехизируемый должен начинать молиться. Необходимо его научить молитве церковной и домашней, и у нас должна быть готовность ему помочь в этом.

Необходимо помочь человеку приобщиться к Священному Писанию. Не только к опыту толкований, но и к языку Библии. Основные символические и структурные вещи этого языка в результате катехизации человек должен понимать. Тогда у него не будет проблем ни с Ветхим Заветом, ни с Новым. И он не будет, читая Библию, седеть от ужаса и т.д. Это очень важно.

Но самое важное – это милосердие. Каждый в Церкви должен участвовать в делах милосердия. Уже первые шаги – это не просто десять копеек дать какому-нибудь алкоголику, который сидит у храма, что, кстати, тоже немаловажно. Человек должен почувствовать, как благодать Божья помогает ему, когда он оказывает какое-то милосердие ближнему. Надо обязательно найти в приходской и околоприходской жизни возможность для человека хотя бы что-то совершать, хоть раз в неделю, не только бескорыстно, но и тратя свое время и деньги на то, чтобы помогать действительно нуждающимся людям. Это может быть организовано в какой-то общей форме. В каждом храме, как я считаю, может быть реализован наш опыт создания приходского фонда помощи нуждающимся. Мы примерно триста тысяч рублей собираем ежемесячно – и из этих денег помогаем всем приходским многодетным, всем одиноким старикам и тем, кто нуждается в лечении, кому нужны лекарства. По сути — это касса взаимопомощи.

Как катехизация устроена на нашем приходе? Я катехизацией занимаюсь двадцать пять лет. Первые пятнадцать лет непосредственно, теперь работает та структура, которая создана. У нас есть, конечно, воскресная школа. При воскресной школе обучаются три группы взрослых катехизируемых, некоторые, по сути, получают многолетнее образование. Все с удовольствием ходят.

Детей мы крестим без всяких разговоров. Почему? Потому что если отказывать в крещении детей, люди не поймут. Объяснить им наш отказ невозможно, нет таких слов в русском языке. В такой ситуации есть своя логика, потому что и у Христа при его земной жизни было несколько кругов учеников. Первый круг – любимый ученик Иоанн Богослов. Второй – три ученика – Иоанн, Иоаков и Петр. Третий круг – это двенадцать апостолов. Четвертый круг – это семьдесят апостолов. Потом круг тайных учеников и так далее. Т.е. где-то семьсот человек – и женщины. Вот и набирается где-то полторы тысячи человек учеников Христовых. И ясно, что у каждого, кто вступал со Христом в какой-то контакт или слышал о Нем – внутри возникало какое-то сочувствие к Нему и он уже был в каких-то личных взаимоотношениях со Спасителем. И это тоже ученичество. Те, кто приходят крестить детей, воспринимают нашу Церковь, как свою. Они думают примерно так: «Это моя церковь, я сюда хожу молиться и ставить свечку, а мне вдруг отказывают в крестинах сына». Ответить на такие рассуждения невозможно. Я десять лет пытался перевоспитать народ, и ничего не вышло. И поэтому мы пришли к такой форме, что перед крещением нужно проводить краткую беседу – не больше семнадцати минут, потому что иначе человек полностью выключается. Конечно, никто ничего не запомнит, поэтому нужно, чтобы осталось впечатление радости, тепла. Надо людям какие-то две-три ключевые фразы сказать, что они и их дети, как члены Церкви Христовой, призваны жить по-христиански.

Именно для таких людей, которые ставят свечки и крестят детей (а их десятки миллионов) крайне необходимо, как мне кажется, создание внутри Церкви специальной идеальной книги, где было бы простым языком доступно все изложено «от» и «до», в жанре как бабушка на лавочке рассказывает внучку. Надо, чтобы каждому человеку, который пришел на отпевание, крещение, венчание и кто не читал эту книгу, ее раздавали, чтобы она была выложена на основных православных сайтах. И хотя бы каждый сотый из получивших эту книгу ее прочтет.

Если приходит креститься взрослый, то мы его предупреждаем, что подготовка ко крещению у нас — месяц. Наша система очень проста и остается без изменений уже много лет. С человеком проводятся четыре беседы такого содержания: о Боге, о Христе, о Церкви и о Таинствах. Никто из наших клириков не захотел в ней что-то изменить за эти годы. За каждую неделю человек должен прочесть Евангелие, посещать богослужения в субботу вечером и воскресенье утром. Он должен знать основы веры и церковной жизни и реально увидеть наш приход, наше богослужение. Катехизатор видит человека, его усердие и после усвоения необходимого минимума назначает день крещения. Перед крещением новобращенный проходит исповедь (без разрешительной молитвы), об исповеди его заранее предупреждают, чтобы он подумал в свете Евангелия о своих грехах. Мы крестим людей с легким чувством, что для данного человека мы что могли – то сделали, а дальше его святая воля. Я раньше настаивал – но это дело затухает – чтобы катехизаторы, в случае исчезновения человека из их орбиты, позвонили ему, узнали причину.

Сейчас появилась новая категория людей, которые приобщились ко Христу через Интернет, которые постоянно посещают православные сайты и которые просто прекрасно научены основам веры, но не имеют практического опыта. И им немного страшновато, ведь входя в храм, они входят в собрание людей, и у каждого есть ощущение, что ты здесь новый и чужой. Никто же не понимает, что наши храмы с точки зрения посещения людей похожи на универсамы, что здесь две трети людей, которые видят друг друга в первый раз, и лишь треть – друг друга знают в лицо… но попробуй их отличить. И новенькие, конечно, смущаются. Нам нужно обязательно думать и о таких людях, нужно к ним обращаться и звать их в живые общины. Может быть, для них устраивать какие-то специфические формы общения.

Церковь без учительства – это не есть Церковь. Ведь сказано – «Идите и научите». И каждый христианин должен быть в некоторой степени миссионером и катехизатором. Мы видим и на опыте знаем, что когда человек обращается ко Христу, он хочет всех одарить своей верой. Сама благодать Божья его понуждает на то, чтобы он проводил миссионерскую деятельность. Часто такие люди не имеют помощи в этом, не имеют инструментов.

Совершенно понятно, что невозможно сейчас всю Церковь направить на катехизацию – это абсолютно нереальная задача. Но что мы можем? Мы можем создать пособие-методику. Каждый человек, который хочет помочь катехизации и миссии Церкви, должен иметь возможность получить на руки такое пособие и адреса курсов и консультантов. И со временем появятся энтузиасты миссионерского движения. Таким образом, вполне возможно создать некоторое движение мирян, стремящихся проповедывать нашим согражданам и катехизировать их. Например, такой мирянин мог бы получить десять книжечек и раздавать их после Крещения или Венчания желающим. Кто ему может помешать? Любой мирянин у себя в епархии может создать сайт, может создать форум, может начать работать с людьми через электронную переписку. Форм такой работы может сейчас быть миллион.

Конечно у такого мирянского, да и вообще активистского движения будут препятствия. И, прежде всего из-за элементарного чувства ревности, что кто-то что-то делает. И это от того, что противники активности не понимают, что есть христианство. Понятно, что если кто-то испытывает чувство ревности, то должно этого как-то стыдится и стесняться, а не действовать, исходя из этого чувства.

В заключение скажу несколько слов о канонах. Есть люди, я бы сказал безумцы, которые воспринимают каноны исключительно по-фарисейски. Ведь канон – это некая фиксированная точка в истории Церковного законодательства. Всегда в Церкви так было, есть и сейчас, что одни каноны действуют до сих пор в непреложном виде, по использованию других существует некоторая коррекция – в основном используют, но иногда от них отступают, — в- третьих, некоторые каноны вообще не используются, и на территории России не использовались никогда. Например, канон, что в одном городе в воскресный день может быть только одно евхаристическое собрание. Очевидно, это правило не может использоваться, если у нас в Москве семьсот пятьдесят храмов. По идее, по этому канону мы должны собирать всех православных христиан каждое воскресенье в Храме Христа Спасителя, а туда идти крестными ходами с пением антифонов. Историческая роль этого канона сыграна и ничего в этом страшного нет. Важно, что он есть, и он напоминает нам о том, что христиане должны быть едины не только внутренне, но и внешне, Евхаристически. И понимание этого греет наше сердце. Каноны действительно живут во времени. И очень значительная часть их просто обозначает некую проблему. Но следовать им буквально совершенно невозможно. Как, например, отлучать женщину за аборт на двадцать лет от причастия? Если так, то девяносто процентов женского населения страны надо отлучить от причастия.

Поэтому совершенно естественно, что некоторые каноны существуют, но не используются. Отношения к ним должно быть как к некой церковной правде. Как говорил В.В.Болотов – то, что Церкви полезно, то и канонично. Вот это очень смелое и очень правильное решение. И это мог сказать именно Болотов, который понимал суть канонов. На наших глазах, авторитетных толкователей Зонару и Вальсомона чуть ли не канонизируют. Безусловно, у них очень хорошие толкования, но так же безусловно, что есть вещи, куда необходимо вносить коррекцию.

При всей некоторой категоричности этого суждения, в нем много практически верного. Из своей одиннадцатилетней священнической практики мне припоминаются вполне конкретные ситуации, когда зовут к умирающему, а он в полубессознательном состоянии (звали родственники) и однозначно на вопрос «Хотите покаяться и причаститься?» толком уже никак не реагирует. Оказывается что человек ранее, даже если и считал себя христианином, но всерьез не каялся, говорил, что еще успеет или просто почему-то стеснялся позвать священника, опасаясь, что таким образом он расписывается в том, что может вскоре умереть (такого рода боязнь, кстати, бывает довольно часто)… Служишь тогда молебен о болящем, даже помазываешь его (или ее) маслом, но видимого покаяния нет… И вот показательно, что в таких ситуациях не припомню ни одного случая покаянного пробуждения. Когда зовут к человеку ранее кающемуся, церковному – тогда, да, Господь сподобляет еще покаяться, еще причаститься, а когда к человеку в «состоянии окоченелости в грехе» все усилия уже не приводят к видимым результатам. Действительно, здесь есть своя печальная закономерность, как верно подметил еще несколько столетий назад сей подвижник западной Церкви.

* * * * *

 

Мчится лавой и рубится конница,
Кричит потревоженное воронье, —
Это поэт со священником борется,
И поле битвы — сердце мое.

А Ты, Господи, поодаль, в одиночестве,
И нет улыбки, не мягок взгляд:
Какая ирония, когда, по пророчеству,
Восстал войной на брата брат!

Не будешь Ты ломать, обличая, трости,
Не будешь льна пылающего угашать,
Но Ты выжидаешь, когда просвет откроется —
Броситься между и лезвия удержать.

 

     А вот «наш ответ» тому же Томасу Элиоту:

 

СТАРУХА И СМЕРТЬ

Послушание превыше поста и молитвы.
Послушание смерти — превыше смерти:
Терпеть боль, не выпить и единой таблетки,
Когда гангрена пах лижет,
Терпеть пьяницу-племянницу, ее мужа,
Безропотно подписать этим людям
Дом, с корнями и крышей,
Палисадник, рябину, синь над рябиной
(Все, что было в погребе, в стайке,
Швейную машинку — осталась от мамы —
Все пропили, выпили все слезы,
И смертного нет, обрядить нечем),
Подписать ветру
Восемьдесят семь весен — ни дня веселья,
Мужа, убитого под Прагой,
Нерожденных белоголовых деток,
И цвела, и засохла в колхозе,
Работа. работа и работа,
И в храме была всего дважды, девчонкой —
Растащили по бревну в двадцать девятом
(Выслали старосту, псаломщик спился,
Попа посадили как врага народа),
А когда открыли — уже парализовало,
И ни дня без скорби,  ни дня без молитвы,
«Отче» и «Богородице», как мама учила,-
И вот выдалась весна какая,
Христе Спасе, какое счастье!..

Послушание смерти и всем слугам смерти —
Годам, властям, болезни, труду, заботе.
Смерть любит тех, кто борется с нею,
Как кошка с мышью, урча, играет
С теми, кто убегает, ищет лазейки.
Смерть ненавидит и боится
Тех, кто кроток и слушается смерти.
Робко стоит она поодаль,
Когда послушный, тужась, проходит
Тесным путем, когда из тела
Вынимают пылающую душу,
Как из матрицы -пылающую бронзу,
Светозарную, полную мощи,
Звонкую, ни единой каверны!
Смерть знает:
Попробуй проглоти такого —
Изнутри лопнешь! Сколько раз обжигалась.

Некогда, на другом краю мира,
Утверждал великий Буонаротти:
«Высшая форма человека есть пламя».
Старуха и не слыхивала про такое:
Все образование — четыре класса.
Смерть слыхивала, но, как ни тщилась,
Понять не смогла: не по зубам смерти
Азы огня и света, творчества и послушанья.

27.05.2006.

 

     Или весьма дерзновенное стихотворение, которое можно отнести к своего рода вершинам любовной (в хорошем смысле) лирике…

 

С ТОБОЮ ЧИСТИМ ГРИБЫ

Нет, не в плероме, не на облаках —
В тебе изображается Христос:
Терпенье неизбывное в руках,
И внешнее плетение волос,

И голос, и морщины каждой ход,
И детскость, близорука, как со сна, —
Мы старились с тобой, за годом год.
Свидетель я, как ты сотворена.

На этой кухне, в этот поздний час,
Самих себя мы сеем в темноту.
Господь сказал, что Царство — внутрь нас.
Внутри тебя. Я там его найду.

 

9.09.2005.

 

 

     И еще – особенно понравившееся мне стихотворение, поскольку здесь мне видится синтез настоящей поэзии, православной гимнографии и личного переживания евхаристичности жизни в Церкви. Таких стихов в русской поэзии до сей поры было мало, но вот они есть — и, значит, мы имеем дело с новым поэтическим явлением, которое еще нуждается в осмыслении и популяризации.

Вынь наше имя,  частицу хлебную,
Вынь нашу жизнь бедную,

Помести рядом с Тобой на дискосе,
Перенеси, Господи, и очисти,

Погрузи копие, сотвори брение,
Помяни всех, вычитай душеполезное чтение,

Забери туда — новопр.Анны, отр.Эммы —
Где третьего нет лица, есть «Ты» и «мы».

Еще есть два, три, одно место на дискосе!
Мы просим, канючим, тянемся до самой Херувимской.

Двинь Свои полки, пирамиды девяти чинов,
На защиту нас, немощных.

О Ты, и Вси  святии, и Владычице Дево Богоневесто!
Мы все — из одного теста,

И станет единым — Иван, Абрам,  —
Хлеб, рассянный по горам.

4.02.2004.

 

     Это были стихи священника Сергия Круглова. На этом возможный список имен настоящих православных поэтов, конечно же, не исчерпывается.  Любители поэзии могут ознакомиться также с поэзией священника Константина Кравцова  —  http://o-k-kravtsov.livejournal.com — чей талант и творческие находки впечатляют ничуть не менее в сравнении с вышеприведенными поэтическими опытами Круглова, однако, поскольку о. Константин мой давний друг,  подробно расхваливать его поостерегусь,  дабы нас не обвинили в саморекламе и групповщине (смотрите сами).

 

     Кроме того, современная православная поэзия достаточно широко представлена на сайте «На середине мира» — http://nattch.narod.ru

 

    В заключение замечу, что современная поэзия, разумеется, не исчерпывается только  чисто православной тематикой. Поэзия  многообразна и в современном Интернете представлена достаточно широко – существует множество поэтических сообществ и даже конкурсов, среди которых,  к сожалению, полно графомании и вообще можно заблудиться, однако иногда попадаются и крупицы истинной поэзии. К  примеру,  могу привести имя такого современного поэта, как Алексей Моисеев — http://a-moiseev.livejournal.com/ — который (не знаю его, как это говорится, религиозной принадлежности да и не суть важно) понравился мне достаточно простой  поэтикой и, одновременно,  напряженным восприятием действительности (в какой-то степени его стихи перекликаются с поэзией любимого мною Георгия Иванова, а сверх того, он представляет определенный круг современных лириков, также достойных  внимания и изучения).

     Вот, к примеру,  стихотворение Алесея Моисеева, взятое с его сайта (какое было, без выбора):

Порою мир летит во весь опор,
электризуя время и пространство,
туда, где ветер трепетно и страстно
терзает распахнувшийся простор,

где только миг от «завтра» до «вчера»,
что никогда уже не повторится –
в нем сжаты камнепады и зарницы,
вода и суша, холод и жара.

Являя мир во всей его красе,
в калейдоскопе мечутся картины:
блестят огни, змеятся серпантины,
машины вдаль стремятся по шоссе.

И поезд вылетает на стрелу
стальных путей, внезапно обретенных…

А где-то полдень, ряд домишек сонных,
и паутинка светится в углу…

     В общем, очевидно, что поэзия не умерла и не деградировала, а такие имена нам современных поэтов, как выше мною процитированный священник Сергей Круглов,  говорят о том, что русская поэзия еще может достичь (если уже не достигла) определенных мировых вершин. 
     При чем, повторюсь, поэзия –  вполне православная.

«ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ»: «Протоколы церковных мудрецов. К истории мнимого поворота Сталина к религии и Православной Церкви в 1930-е годы»

 

Тема взаимоотношений Церкви и советского государства – одна из наиболее обсуждаемых сегодня в отечественной публицистике и историографии. В пылу дискуссий не всегда удается избежать неточностей и натяжек. Самое важное здесь, на наш взгляд, уберечь историю от новых искажений. Этому принципу мы и следуем, публикуя данное исследование.

В 1999 г. в журнале «Наш современник» и ряде средств массовой информации без ссылок на источники, но с пафосными комментариями были опубликованы сенсационные материалы, призванные свидетельствовать о радикальной смене сталинского государственного курса по отношению к православной религии и Церкви в 1939 г., перед войной, о прекращении гонений на православное духовенство и верующих, а также о массовой амнистии осужденных по церковным делам в ноябре-декабре того же года.

В «Указании ВЦИК и Совнаркома» за подписями председателя ВЦИК М.И. Калинина и председателя СНК В.И. Ленина от 1 мая 1919 г. за № 13666/2, адресованном председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому, со ссылкой на некое таинственное «решение ВЦИК и СНК» (ни номера, ни даты, ни названия его публикаторами не приводится), указывалось на необходимость «как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады».

Кровожадное и свирепое ленинское «указание» в публикациях обычно дополняет «Выписка из протокола № 88 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г.» с подзаголовком «Вопросы религии» за подписью И.В.Сталина. Содержащееся в выписке решение обращено к «религии, служителям Русской Православной Церкви и православным верующим». Его пункт отменяет «Указание товарища Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 года» и «все соответствующие инструкции ВЧК–ОГПУ–НКВД, касающиеся преследования служителей Русской Православной Церкви и православно верующих». Один из пунктов гласит: «Признать нецелесообразным впредь практику органов НКВД в части арестов служителей Русской Православной Церкви, преследование верующих». НКВД поручается «произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительской (так в тексте. – И.К.) деятельностью», освободить тех из них, чья деятельность «не нанесла вреда советской власти». Дополняет «постановление» краткая справка наркома внутренних дел СССР Л.П. Берии от 22 декабря 1939 г. на имя Сталина. В ней глава НКВД докладывает о «выпуске на свободу», со ссылкой на постановление Политбюро от 11 ноября 1939 г., из лагерей – 12 860 человек и «из-под стражи» – 11 223. То есть 24 000. По «справке Берии», из продолжающих отбывать наказание более 50 тыс. человек, «деятельность которых нанесла существенный вред советской власти», планировалось «освободить» еще около 15 тыс. заключенных, и дела остальных «будут пересматриваться». Этот сюжет и приводится в обоснование тезиса о повороте сталинского руководства навстречу Церкви еще до войны. Во многих публикациях приводится и более ранняя «выписка из протокола заседания Политбюро ЦК от 12 сентября 1933 года» о необходимости охраны «памятников архитектуры древнего русского зодчества». Подписанный якобы Сталиным «документ» «считает невозможным проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей, что следует считать памятниками архитектуры древнего русского зодчества».

Эти материалы получили широкое распространение в отечественной историографии начала нового тысячелетия. Свою лепту в это дело внесли и церковные люди. Так, один из их первых публикаторов, священник отец Димитрий Дудко, диссидент советской эпохи, «прозревший» после перестройки и ставший духовником газеты «Завтра», делает вывод, что публикуемые им «сенсационные» «архивные находки» реабилитируют Сталина как «православного», «верующего» человека.

На тех же «документах» основывают свои важнейшие историософские выводы о природе церковно-государственных отношений в 1930-е гг. и ряд современных солидных ученых, докторов наук. В их числе доктора исторических наук А.И. Вдовин (труд «Русские в ХХ веке». М., 2004), С.И.Васильцов (статья «ХХ съезд и русский вопрос в России»), Ю.А.Катунин (статья «Изменение политики партии и государства в отношении Православной Церкви в 1939 г.» и докторская диссертация с соответствующей главой на эту тему), доктор философских наук, известный эксперт по вопросам церковно-государственных отношений В.А.Алексеев (брошюра «Тернистый путь к живому диалогу» (из истории церковно-государственных отношений в 30–50-е гг. ХХ столетия.). Не отстают в этом ряду и некоторые просталински настроенные мыслители и общественные деятели – писатель В.В.Карпов (труд «Генералиссимус», где данные «документы» воспроизведены факсимильно, вероятно, чтобы усилить впечатление их «достоверности»), маршал Д.Т.Язов, бывший председатель КГБ В.А.Крючков и многие другие публикаторы и комментаторы этих интересных «архивных находок».

Большинство авторов ссылаются на некие «тайные архивы», где столь важные документы многие десятилетия скрывались от общества, оставаясь неизвестными до 1999 г., но точных архивных ссылок никто из них не дает. Так, авторы, основываясь на этих материалах, пишут и о «едва ли не полной ревизии ленинской линии по религиозному вопросу, начиная с 1917 года», и о начале в 1939 г. радикального поворота советского государства навстречу Церкви, при этом не делая попыток разобраться в надежности использованных источников.

Будь опубликованные материалы подлинными, это опрокидывало бы утвердившееся в историографии представление о вынужденности поворота сталинского церковного курса – от гонений до частичной легализации Церкви – из-за событий Великой Отечественной войны, что означало бы настоящую историографическую революцию.

Итак, состоялась ли эта революция?

Прежде всего рассмотрим так называемое «Указание Ленина от 1 мая 1919 г. за № 13666/2» о «борьбе с попами и религией». Заметим для начала, что в практике партийно-государственного делопроизводства вообще никогда не существовало документов с названием «Указание». В частности, ВЦИК и Совнарком не издали ни одного документа с таким названием за все время своей деятельности. Существовали только постановления и декреты за подписями глав этих органов (см. сборники «Декреты советской власти»), при этом порядковых номеров таким документам не присваивалось. Однако же во всех публикациях «Указанию» сопутствует порядковый номер 13666/2, что подразумевает наличие многих тысяч «указаний» в государственном делопроизводстве. Весьма странно, что ни один из подобных документов не известен историкам, не выявлен в архивах, никогда не публиковался. Разумеется, подобный номер выдуман для того, чтобы искусственно ввести в него апокалипсическое «число зверя», придать бумаге ярко выраженный мистический характер, связать его с «сатанинской» стихией российского большевизма, которой якобы и положил предел мудрый «государственник» Сталин.

Но, увы, Ленин не подписал за всю свою партийно-государственную деятельность ни одного документа, который носил бы название «Указание», ни с тремя шестерками, ни без, в чем легко убедиться по его Полному собранию сочинений, «Биографической хронике», сборникам «Декреты советской власти». В Российском государственном архиве социально-политической истории хранится полный фонд документов Ленина. Многие десятилетия он целенаправленно формировался советским государством, в него включались тотально все ленинские документы. По свидетельству директора РГАСПИ К.М.Андерсона, все документы ленинского фонда рассекречены и доступны для исследователей, так как государственных тайн в них не содержится. «Указание Ленина от 1 мая 1919 г.» в РГАСПИ отсутствует (как и все остальные «Указания»). Засекреченной остается только история болезни Ленина. Все документы Ленина в РГАСПИ каталогизированы строго по датам. Среди бумаг Ленина, относящихся к 1 мая 1919 г., нет антирелигиозных – это несколько подписанных им постановлений Малого СНК, и все они касаются мелких хозяйственных вопросов. Отсутствует «Указание Ленина от 1 мая 1919 г.» и в Государственном архиве РФ, где хранятся фонды СНК и ВЦИК. Отрицательный отзыв о наличии этого «документа» дали в своих официальных письмах Центральный архив ФСБ России и Архив президента РФ. Итак, «Указание Ленина от 1 мая 1919 г.» отсутствует во всех профильных по этой тематике государственных и ведомственных архивах России. Равным образом не существовало никакого секретного «решения ВЦИК и СНК» 1917–1919 гг. о необходимости «как можно быстрее покончить с попами и религией», во исполнение которого «Указание Ленина от 1 мая 1919 г.» будто бы было выпущено. Не существует никаких «инструкций ВЧК–ОГПУ–НКВД» со ссылками на это «указание», нет никаких документов о его исполнении.

Кроме того, содержание мнимого «Указания Ленина от 1 мая 1919 г.» прямо противоречит фактической стороне истории церковно-государственных отношений 1918 – начала 1920-х гг.

Документы СНК РСФСР свидетельствуют, что в 1919 и 1920 гг. и в начале 1920-х гг. по распоряжению Наркомата юстиции РСФСР отдельные церкви неоднократно передавались в распоряжение общин верующих, а решения местных властей об их закрытии отменялись. При действии «Указания Ленина от 1 мая 1919 г.» или подобного ему документа это было бы совершенно невозможно.

Кроме того, одним из основных механизмов или методов гонений на Церковь и религию в годы Гражданской войны со стороны центральной большевистской власти было сознательное и молчаливое попустительство. Так, местным властям со стороны центра негласно давался своего рода карт-бланш, они могли более или менее свободно действовать в духе своего революционного правосознания и сообразовываясь с конкретной обстановкой. Такая практика позволяла центру выгодно дистанцироваться от многих непопулярных антицерковных акций. Никаких директивных, погромных, централизованных, всеобщих указаний, даже секретных, при такой политике не требовалось. Достаточно было развязать руки товарищам на местах. Инициаторами гонений при таком подходе становились не только и не столько местные ЧК, но и практически все органы советской власти, а также направлявшие их деятельность партийные организации. Закрываемые в массовом порядке в годы Гражданской войны и военного коммунизма храмы в большинстве случаев передавались под культурно-просветительские учреждения (школы, политпросветкружки, красные уголки, избы-читальни, киоски антирелигиозной литературы и проч.), а не обращались повсеместно в склады, как якобы предписывалось «Указанием от 1 мая 1919 г.».

Приведем пример. 3 сентября 1919 г. «ликвидационный» отдел НКЮ в письме в президиум Моссовета поддержал требование работников Московского почтамта о закрытии часовни св. Василия Кесарийского. «8 отдел обращает внимание, что до сих пор оскорбляет революционное чувство граждан безобразная часовня с царскими надписями, помещающаяся прямо против 1 Дома Советов, где до сих пор происходит продажа свечей и различных духовных предметов, что дает приток сумм религиозным организациям вопреки декрету 23 января (Декрет об отделении Церкви от государства. – И.К.). Между тем эта часовня, при соответствующей незначительной переделке, могла бы служить великолепным киоском для продажи революционной литературы…» (ГА РФ Ф.130.Оп.1.Д.208.Л.17.). Замена очень показательная и характерная. Итак, предписывалось не просто закрыть часовню, чтобы устроить в ней склад, а прагматично использовать это закрытие в пропагандистских целях.

По отношению к православному духовенству политика большевистской власти не была направлена на его тотальное физическое уничтожение, как пытаются внушить обществу авторы фальшивки. Документы свидетельствуют, что в конце 1910-х – начале 1920-х гг. не менее важное значение, чем репрессиям, придавалось тактике раскола Церкви изнутри с целью разрушения ее канонических структур. Для этого выделялись группы лояльных к власти представителей духовенства, которые становились объектами манипуляций. Подобные задачи выполнялись силами ВЧК–ОГПУ–НКВД, что было бы совершенно невозможно, если бы перед ними стояла задача «повсеместного» уничтожения духовенства. Известное же письмо Ленина Молотову от 19 марта 1922 г. было связано именно с планом использования ситуации голода для удара по Церкви как идеологическому противнику.

Так что, даже если отвлечься от архивных и делопроизводственных деталей, «Указание Ленина от 1 мая 1919 г.» никак не вписывается в реальную картину 1918–1923 гг.

Нормативные акты, с помощью которых новой властью действительно осуществлялись гонения на Церковь, преследования и ограничения в правах верующих, хорошо известны в историографии, и мы кратко их перечислим: Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 20 января 1918 г., лишавший Церковь права собственности и юридического лица; май 1918 г. – создание «ликвидационного» отдела Наркомюста; Инструкция Наркомюста от 30 августа 1918 г., носящая откровенно дискриминационный характер, так как она лишала Церковь прав миссионерской, благотворительной и культурно-просветительской деятельности; Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы» от 24 января 1929 г.; Постановление Политбюро ЦК от 28 февраля 1929 г. об изменении статьи Конституции РСФСР, лишающем верующих права «религиозной пропаганды» при сохранении свободы пропаганды атеистической (перешло и в сталинскую Конституцию СССР 1936 г.); Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. с последующим инструкциями к нему; Постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» от 11 февраля 1930 г. и др.

Необходимо отметить, что ни один из перечисленных выше антицерковных актов де-юре не был отменен Сталиным даже в период его так называемого либерального курса 1943–1953 гг., а в Инструкции Совета по делам Русской Православной Церкви уполномоченным Совета на местах от 5 февраля 1944 г. воспроизведено большинство мер Постановления «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г.

Не следует ли из изложенного, что приводимый в разных изданиях текст «Указания» Ленина является грубым историческим фальсификатом, сочиненным специально для того, чтобы подкрепить собой другой фальсификат, показывающий мнимую расположенность Сталина к Церкви и «православно верующим» еще до войны?

Получается, что таким же подлогом является и так называемое сталинское «Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) от 11 ноября 1939 г.», толкующее об отмене несуществующего «документа». Естественно, существуют и надежные доказательства подложности «либерального» «сталинского документа» 1939 г.

Все протоколы Политбюро ЦК РКП (б) – ВКП (б) за 1919–1952 гг. (и подлинные, и копии) хранятся в РГАСПИ (ф.17, оп.3, 163) и теперь доступны для исследователей. Рассекречены и материалы Особых папок к заседаниям Политбюро за все эти годы (ф.17, оп.162), куда откладывались постановления Политбюро по разным секретным вопросам. За 11 ноября 1939 г. решения Политбюро действительно были. Однако церковных вопросов они не касались. Номера обобщенных протоколов к заседаниям Политбюро присваивались в порядке очередности после очередного съезда партии, и соответственно, выборов нового состава Политбюро. Обобщенный протокол Политбюро ЦК ВКП (б) от 10 ноября – 10 декабря 1939 г., включающий и решения от 11 ноября 1939 г., значится в архиве под номером девять. (РГАСПИ.Ф. 17. Оп.3.Д.1016.) А в опубликованном «Постановлении» у протокола Политбюро значится номер восемьдесят восемь! Это доказывает, что фальсификаторы никогда не работали в архивах, они не дали себе труда ознакомиться даже с порядковыми номерами протоколов Политбюро. Цифра была взята с потолка.

В большинстве публикаций «Постановления» фальсификаторы ставят гриф «Особая папка». Есть особая папка и к решениям Политбюро ЦК ВКП (б) 11 ноября 1939 г., она рассекречена, хранится в архиве. Однако вопросы религии и там не рассматривались. В этот день под грифом «Особой папки» рассматривался вопрос «об увеличении численности и материальном обеспечении конвойных войск НКВД», «о пересмотре караульной службы» и вопрос Комиссии обороны (РГАСПИ Ф.17.Оп.162.Д.26.Л.107, 108.).

Конечно, гриф «Особая папка» был поставлен фальсификаторами для создания видимости особой важности, секретности публикуемого ими сенсационного «документа».

Отметим, что за весь 1939 г. на Политбюро вообще не рассматривалось никаких церковных и религиозных вопросов (в том числе и по особым папкам). Перечислим и другие обстоятельства, свидетельствующие о подложности «документа» от 11 ноября 1939 г.

Отрицательный отзыв о наличии этого «документа» дали в своих официальных письмах Центральный архив ФСБ России, где хранятся документы НКВД, и Архив президента РФ, где хранится фонд Политбюро ЦК (за исключением протоколов к заседаниям Политбюро, переданных в РГАСПИ).

В истории партийно-государственной практики никогда не было случаев гласной или секретной отмены ленинских документов. В СССР – от середины 1920-х гг. до «перестройки» – незыблемо существовал культ личности Ленина, которого официально придерживались все партийные и государственные работники (независимо от степени их искренности). Если ленинская линия по каким-то вопросам ревизовалась, как в случае свертывания нэпа и перехода к сплошной коллективизации, то делалось это исподволь, под обязательным прикрытием соответствующих цитат из Ленина, демонстрацией верности ленинским идеям и установкам. Даже в самых секретных бумагах отсутствовала критика Ленина, любое порицание его действий или документов было абсолютно невозможно для руководителей всех уровней – от Сталина до рядового работника райкома партии.

В партийно-государственных документах Ленин никогда не назывался «товарищем Ульяновым (Лениным)». Принятые формы упоминания только «товарищ Ленин», «В.И. Ленин».

Не существовало никакой массовой амнистии осужденных по церковным делам ни в ноябре-декабре 1939 г., ни в 1940 г., ни в 1941 г. якобы во исполнение «Постановления Политбюро от 11 ноября 1939 г.», в чем легко убедиться, анализируя электронную базу гонений на верующих по сайту Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, многие годы целенаправленно собирающего данные о репрессиях священноцерковнослужителей и мирян по церковным делам за годы советской власти. Уменьшение объема гонений и так называемая бериевская амнистия весны-лета 1939 г. касалась исправления «ежовских перегибов», прекращения политики «Большого террора» и ни в малейшей мере не были связаны с изменением церковной политики государства. В Центральном архиве ФСБ России не содержится никаких документов, свидетельствующих о массовой амнистии по церковным делам с ноября 1939 г.

Таким образом, «справка» Берии от 22 декабря 1939 г. на имя Сталина о мнимом выпуске в ноябре и декабре десятков тысяч человек, пострадавших по церковным делам, и о якобы готовящемся массовом пересмотре десятков тысяч других подобных дел тоже подделка.

Вопреки ложным тезисам о «либеральном повороте» Сталина к Церкви и верующим в 1939 г. и отмене им гонений, 1940–1942 гг. отмечены новыми жестокими репрессиями по церковным делам. Объем гонений был значительно меньше, чем в 1937–1938 гг., но сами гонения прекращены не были. Органы НКВД и сталинской юстиции продолжали в массовом порядке фабриковать фальсифицированные дела против священнослужителей и мирян, что было бы совершенно невозможно, если бы действовал сталинский «документ» о прекращении гонений, подобный «Постановлению Политбюро от 11 ноября 1939 г.». По данным авторитетного исследователя статистики гонений на Церковь, преподавателя Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Н.Е. Емельянова, в 1939–1940 гг. происходило по 1100 казней в год по церковным делам, в 1941–1942 гг. – новые тысячи казненных. По данным правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, только в 1940 г. было арестовано 5100 церковников, расстреляно 1100, в 1941 г. арестовано 4000, расстреляно 1900. И только с 1943 г. (в результате действительного поворота государственной политики) число репрессий резко сокращается.

Продолжалась и фабрикация «групповых» церковных дел. Так, в 1940–1941 гг. органы НКВД в Архангельске вскрыли «контрреволюционную монархическую церковную организацию» схиепископа Петра (Федоскина), в 1942 г. в Москве сочинили групповое «дело духовных дочерей архимандрита Серафима (Климкова)», в 1942 г. нашли «антисоветскую церковную организацию в г. Котласе» и т.д.

Анна Васильевна Балашова из Тамбовской области после закрытия церкви организовала у себя на дому хор бывших певчих, участвовала в совершении треб на дому. Арестована по доносу сельчанина в сентябре 1941 г., приговорена к расстрелу, замененному 10 годами лишения свободы, отправлена в лагерь. Мария Андреевна Кригер арестована в августе 1940 г., обвинена в «антисоветской агитации среди верующих», приговор – 7 лет лагерей. Священнослужитель Гиацинтов Григорий Федорович осужден в октябре 1941 г. к пяти годам ИТЛ по статье 58-10. И таких «дел» – многие тысячи.

Получается, что никакого «либерального» поворота церковно-государственного курса в 1939 г. не было.

Необходимо также признать, что не существовало и решения Политбюро ЦК от 12 сентября 1933 г., направленного против разрушения храмов и церквей, как «памятников архитектуры древнерусского зодчества». В протоколах заседаний Политбюро ЦК ВКП (б) за 1933 г. подобное решение отсутствует. Массовое разрушение церквей и храмов активно продолжалось и после 1933 г., в том числе и в Москве. Так, в 1935 г. был разрушен пятиглавый московский храм св. великомученика Никиты в Старых Толмачах, а в 1936 г. на Красной площади был разрушен Казанский собор, построенный еще при участии князя Дмитрия Пожарского. И т.д.

Надо заметить, что Институт российской истории РАН посылал ряду именитых пропагандистов так называемых документов запросы об источниках их сенсационных изысканий. Однако ответов на большинство из них получено не было.

Итак, в результате нашего исследования получены надежные доказательства, что все рассмотренные выше опубликованные материалы по истории церковно-государственных отношений в 1919 г. и в 1939 г. являются подлогами, грубо сфабрикованными неизвестными политическими провокаторами в конце 1990-х гг. и транслированными в СМИ некоторыми поверившими в их подлинность политиками и публицистами. Сочинение этих бумаг понадобилось для достижения ясных политических целей – формирования и внедрения в общественное сознание мифа о расположенности Сталина к Церкви и православной религии еще до войны, создания положительных образов «православного» Сталина и «патриотического» сталинского руководства. Соответственно все сюжеты в историографии и в учебных пособиях (версия о радикальном изменении государственно-церковного курса до Великой Отечественной войны уже вошла в состав сюжетов ряда вузовских учебников и хрестоматий по отечественной истории ХХ в., рекомендованных Министерством образования РФ), необходимо признать не соответствующими действительности.

Игорь КУРЛЯНДСКИЙ,
старший научный сотрудник Института российской истории РАН, кандидат исторических наук
26 ноября 2007 г.

Заявление миссионерского отдела Челябинской епархии о деятельности религиозной группы В. А. Крашенинниковой и ложном почитании отрока Вячеслава Крашенинникова

«Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай,
увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время,
когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям
будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху;
и от истины отвратят слух и обратятся к басням». (2 Тим., 4: 2-4).

Миссионерский отдел Челябинского епархиального управления Русской Православной Церкви с глубоким прискорбием и тревогой констатирует растущее в Челябинской области и России религиозное почитание скончавшегося почти 15 лет назад чебаркульского школьника Вячеслава Крашенинникова (1982 — 1993), объявленного некоторыми средствами массовой информации уже и «пророком», и «святым», и «блаженным», и даже «великомучеником». Совершаются паломничества к его могиле, причем земля, взятая с нее, используется в магических, отвергаемых Православной Церковью, ритуалах; написаны акафист и соответствующая икона. Таким образом, создаются предпосылки формирования в Челябинской области нового культа, кощунственно использующего православную обрядность и эксплуатирующего естественное человеческое стремление к надмирному, горнему.

Известность к мальчику, именуемому не иначе, как «святой отрок Вячеслав», пришла после издания его матерью В. А. Крашенинниковой книги воспоминаний, озаглавленной «Чудеса и предсказания отрока Славика», и ряда других книг, в настоящее время к несчастью распространяемых и через сеть церковных лавок. Эти книги достаточно широко рекламируются, как «православные»; некоторые из них даже имеют благословения, полученные обманным путем.

С совершенной убежденностью можно констатировать: писания В. А. Крашенинниковой и людей ее круга, посвященные «отроку Вячеславу», никакого отношения к Православию не имеют. Покойный Вячеслав Крашенинников, в понимании Русской Православной Церкви, не являлся ни пророком, ни мучеником, ни святым. Высказываемые им суждения о религиозных истинах могут восприниматься серьезно только в контексте отношения к ним взрослых и духовно заблудившихся людей — людей, очень часто преследующих корыстные, далекие от подлинной религиозности цели. Мы же «должны быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть». (Евр., 2: 1).

Нам понятна и близка скорбь матери, потерявшей совсем юного сына. Но, понимая и разделяя эту скорбь, мы с горечью констатируем, что последующие ее действия, направленные к возбуждению общественного мнения и почитанию покойного ребенка как святого, не соответствуют церковному вероучению и церковной практике канонизации и почитания святых.

Миссионерский отдел свидетельствует о высокой духовной опасности культа, формирующегося вокруг покойного Вячеслава Крашенинникова и мимикрирующего «под Православие». Причину появления такого культа мы усматриваем прежде всего в славолюбии, в необузданной человеческой гордыне, в стремлении выделиться среди себе подобных особой близостью к Богу, причастностью к каким-то сверхчеловеческим возможностям, способностям и тайнам. Но это путь, ведущий к погибели, ибо «только смиренных возвышает Господь» (Пс., 146: 6), сказавший о Себе: «Я кроток и смирен сердцем» (Мф., 11: 29).

Не в религиозном поклонении нуждается покойный мальчик, легкомысленно объявленный Божиим угодником, а в усердной молитве – прежде всего, в молитве о нем матери.

Православная церковь в своем предстоянии пред Престолом Божиим поминает всех своих чад, от века почивших. С древних времен все угодники Божии до момента канонизации поминались только во время совершения панихид и заупокойных литий. Лишь факт канонизации позволял служить им молебны и акафисты. Только далекие от Церкви люди могут, подобно представителям группы В. А. Крашенинниковой, столь грубо пренебрегать этим многовековым опытом молитвы.

Православная Церковь всегда будет молиться о вразумлении заблудших и об упокоении души скончавшегося от болезни отрока Вячеслава.

Итак: дабы избежать соблазна и уклонения от Истины полезно вспомнить слова апостола Павла: «Непотребного пустословия удаляйся; ибо они еще более будут преуспевать в нечестии, и слово их, как рак, будет распространяться… Пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты научен… Будь бдителен во всем». (2 Тим., 2: 16-17; 3: 14; 4: 5) и «Негодных же и бабьих басней отвращайся, а упражняй себя в благочестии». (1 Тим., 4: 7).

Данный спор все-таки носит более идеологический, чем сущностный характер. Обсуждение реальных проблем, имеющих место быть в современной литургической жизни нашей Церкви, отходит на задний план, а самым важным представляется именно охранительная позиция защитников «синодальной» традиции, либо, напротив, защита самого принципа частого причащения. Кроме того, спор тут же переходит на личности и, в особенности, на личностях и концентрируется, благо, что эти люди, будучи покойными, уже не могут на данную критику ответить. В особенности достается приснопоминаемому протопресвитеру Александру Шмеману. Почему-то не рискуя вступить в серьезную дискуссию с его основными литургическими идеями, критики оттачивают свои полемические клинки на его личном благочестии, приводят цитаты из дневников о. А. Шмемана, обвиняя его в нарушении постных дисциплин, курении и т.д. Полемика получается довольно странная, напоминающая своего рода публичные разносы-доносы советских времен, когда какой-либо общественно-культурный деятель начинал подозреваться в мировоззренческой неблагонадежности и личном не соответствии высоким принципам партийной морали. Да, личность о. Александра является не простой, но кто из нас без греха, кто столь высоконравственен в личном благочестии, тот пусть и продолжает метать в него камни, тогда как по существу речь должна вестись совсем о другом.

Совершенно очевидно, что Таинство Евхаристии изобрел вовсе не протопресвитер Александр Шмеман, равно и не протоиереи Александр Афанасьев или Иоанн Мейендорф, которых «наши охранители» вместе с о. Александром Шмеманом любят подозревать в сугубом модернизме. Таинство Причащения установлено Самим Господом нашим Иисусом Христом на Тайной вечере и является главным Таинством Церкви, средоточием духовной жизни, одним из основных источников благодати. На безусловную необходимость участия верующих в этом Таинстве указывает сам Господь: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Иоан.6:53) Да, практика регулярности или частоты Причащения и подготовки к таинству в разные века бывала разной. Первые христиане могли причащаться каждый день и уж явно не вычитывали «Последование ко святому причащению», поскольку его тогда еще не существовало, а большинство русских христиане в 19 веке причащалось раз в год, постясь неделю и вычитывая всевозможные каноны и акафисты. Из этого вовсе не следует, что синодальные правила 19 века явились раз и навсегда единственной установившейся нормой. Однако утвердившаяся в 19 веке традиции до сей поры пленяет умы даже и современных христиан. Вот, что пишет в журнале «Благодатный огонь» один маститый священнослужитель.
«В наших местах усердные христиане причащались каждый пост, в Великий два раза, на первой и страстной седмицах. Старые и больные из них брали у священника благословение «не выходить из шести недель», то есть причащаться каждые сорок дней. Естественно, причащение предварялось недельным говением, включающим пост (постом – усиление его), стоянием всех церковных служб (конечно, по возможности), чтением Священного Писания и святоотеческих творений, помогающих испытанию совести, и как итог – исповедь и правило».

В общем-то ничего удивительного в том нет, что сложившиеся в синодальный период традиция воспринимаются как некое правило и образец. Но они и должны быть именно правилом и образцом, а не мертвой буквой которая грозит подавить духовную свободу. Любителям благочестия синодального периода нашей истории стоило бы задуматься над следующим вопросом: если в предреволюционной России в духовном плане было все так хорошо и большая часть православного народонаселения с великим благоговением постилась перед ежегодным причащением, а сверх того из великого же благоговения перед Страшными Христовыми Тайнами причащаться уже не дерзала, то почему вообще оказалась возможна революция и столь масштабное сокрушение православных святынь? Разве из-за большого народного благочестия и благоговения? Не из-за того ли как раз, что русский народ в предшествующий революционным потрясениям период перестал причащаться и ценить это великое Таинство, перестал понимать, что такое Литургия, а если и причащался раз в год, то в подавляющей массе — из-под палки, для галочки? И тому есть много воспоминаний и свидетельств современников дореволюционной и послереволюционной России.

Церковь и ее члены без Евхаристии рискуют быстро превратиться в чисто формальное собрание, занимающееся обслуживанием религиозных нужд населения. Крестинами, отпеваниями, освящениями, а не преображением, исцелением больного грехом человека. Это-то как раз и осознали многие из оказавшихся в эмиграции православных русские людей. Собственно, заслуга того же протопресвитера Александра Шмемана в том и состоит, что в условиях эмиграции, в окружении представителей западного христианства он смог осознать и в своих книгах сформулировать то, что Евхаристия была и есть основа жизни Церкви. Мы уже сказали о том, что это понимание ранее утрачивалось. До сих пор среди православных найдутся и те, кто считает, что главным в жизни Церкви является водосвятный молебен с акафистом. В XIX веке Мотовилову пришлось придти к самому преп. Серафиму Саровскому, чтобы из его уст, наконец, слышать, что цель христианской жизни заключается в стяжании Духа Святого. Действительно, понадобилось совершиться революционным потрясениям в России, чтобы многие русские православные осознали величие Таинства Причащения и стали причащаться намного чаще, чем в былые как будто безмятежные дореволюционные годы.

Конечно, в опасениях относительно утраты благоговения есть своя правда и всякая механистичность по отношению к Таинствам к добру не приведет. Однако Таинство Евхаристии не есть некое застывшее формальное начало в Церкви. Это Таинство осуществляется через покаянное живое и личностное общение с Самим Христом и требует от всех нас, верующих во Христа, именно живого, жертвенного, любовного отношения. Священник же, от которого столь многое зависит в плане созидания этого Таинства Церкви, по отношению к другим людям тем более не может быть формалистом или проводником какой бы то ни было групповой идеологии. Священник должен служить тому, чтобы живой человек приходил к живому Христу Спасителю. Для этого служащий священник должен вникать в конкретного человека, молиться о нем, думать, брать на себя труд и ответственность, а не грести всех под одну гребенку только частого или только редкого причащения. Фарисейский дух формализма, к сожалению, легко получает здесь распространение, поскольку, возложив на человека бремена неудобоносимые, легко отсечь желающего причащаться и он уже не в состоянии докучать, скажем, до следующего большого поста, поскольку ему сказано, что раньше — «ни-ни». Думается, что за страхом перед «частым» причащением у некоторой части нашего духовенства скрывается подсознательные опасения слома некоторых формальных принципов допуска к Святому Причащению, а, значит, и – страх перед большим утруждением себя в реализации настоящей любви, а не фарисейского формализма.
Ведь, казалось бы, чего проще: «неделю не постился, к Чаше не подходи», «на вечерней службе не была, не подходи», «к началу общих молитв исповеди кто опоздал, не походи!» — и тогда уже часть людей отсечена, проблем не доставят, «кобыле легче», а ты сам выглядишь защитником и охранителем великой святыни от недостойно на нее покушающихся. А если кто пришел в первый раз и еще о молитвах исповеди ничего не знает? А если пришла мама пятерых детей, которая в принципе не может быть на вечерней службе или пришел тяжело больной человек или кто-то, у кого в этот момент тяжелое душевное состояние? Разве эти люди не нуждаются в том, чтобы их приняли, не согласно букве правил, но согласно духу любви Христовой? Или «нельзя исцелять в субботу»?

Если проанализировать большинство исповедей современных прихожан, то мы увидим, что средний кающийся прихожанин просто затерроризирован проблемой «достойной подготовки» к Причащению. Отсюда, основным предметом исповеди становится рефлексия на тему «батюшка, я все каноны вычитать не успел», «батюшка, у меня желудок больной, я не могу долго поститься, я вчера молочко ела, можно ли мне причащаться?» И так далее и тому подобное. Доходит до того, что некоторые вполне верующие люди и вовсе перестают подходить к чаше, потому что, прочитав или услышав о том, что поститься перед Причастием надо не меньше недели, не в состоянии это исполнить, потому и не дерзают. И, фактически, по явному недоразумению отлучая себя от Церкви. Кроме того, столь чрезмерный акцент на формальной стороне подготовки к Причащению способствует тому, что необходимость борьбы с реальными грехами отодвигается на задний план или вообще подменяется ожесточенной и, по сути, фарисейской борьбой за не вкушение молока или вычитывание всех канонов.

Вступая в борьбу с духом либерального протестантизма, который, как нам кажется, грозит проникнуть в нашу церковную ограду, мы почему-то не замечаем иного духа, который уже давно стремится укорениться здесь же — духа фарисейского лицемерия. Повторюсь, что по моему глубокому убеждению дело не в окончательно на все века зафиксированной традиции частого или редкого причащения, но дело в живом отношении каждого кающегося и самого священства к этому Таинству, в определенной покаянной динамике, в духовном развитии. Если человек только пришел в храм и делает первые шаги, к нему нужно особенно внимательное отношение и нужно внушить ему, что без этого Таинства нет христианской жизни и пусть он начнет хотя бы раз в месяц причащаться. Если через какое-то время этот же человек спрашивает нельзя ли ему Великим Постом причащаться несколько чаще и священник, советуясь с собственной совестью, не находит для этого препятствий, то почему бы и не благословить? Если прихожанин ведет активную сознательную жизнь, читает святоотеческую литературу, всерьез кается и молится, постится и просит благословить ему еженедельное причащения, то почему же ему этого нельзя? На каком основании? Но если священник видит, что его подопечный настроен легкомысленно, формально, в его поведении есть нетрезвые или «прелестные» моменты, то, тогда, конечно, вправе притормозить, охладить чрезмерный пыл, не благословить чрезмерно частое и не благоговейное причащение. Но все это можно осуществить только в живом общении с человеком, а не через формальное применение к нему того или иного правила. Из своей же пусть и скромной, но уже более чем десятилетней священнической практики, могу заметить, что не знаю случаев, когда редкое причащение дает благодатные положительные результаты. Или я о них просто не ведаю, Господь мне не открыл. О действительно благодатных, исцеляющих, преображающих человека вследствие регулярного причащения случаях мне известно и я тому свидетель. Да, благоговение необходимо и за него надо бороться с самим же собой изо всех сил. Да, Причастие это не таблетка для здоровья и всякая механика здесь вредна и даже может быть опасной для жизни, о чем и говорит св. апостол Павел (см. 1Кор.11:29). Но все же главное условие для Причащения — покаяние. Можно неделю попоститься и все каноны прочитать, но если скажешь в сердце своем «Я готов!», то тогда лучше и не подходить к Чаше. Я не думаю, что все современное православное священство как один является образцом подготовки к Таинству Причащения и каждую Литургию служит, попостившись всю неделю и всегда вычитав все каноны до единого. Боюсь, что эта далеко не всегда так. А если мы сами не всегда являемся здесь образцом пред Богом, то почему же так легко возлагаем на других бремена неудобоносимые? К чему здесь-то тогда двойные стандарты? Не услышим ли и мы тогда от Самого Христа те обличения в фарисейском лицемерии, которые столь ясно звучат в Евангелии? Здесь как раз и видна своего рода именно фарисейская логика, которая стремится маскироваться под эдакий религиозный охранительный патриотизм. А разве евангельские фарисеи не были ярыми израильскими патриотами и религиозными консерваторами?

Поэтому не удивительно, что данный спор о частом или редком причащении носит надуманный или идеологизированный характер. Те, кто всерьез вовлечен в него, стремятся все свести только к какому-то одному принципу (или частое или редкое!), подозревая своих оппонентов в разрушительных для Церкви намерениях, забывая при этом, что Церковь есть живой богочеловеческий организм, а не одна только застывавшая на все времена форма. Или Евхаристия была и будет основой жизни Церкви, или мы вообще можем престать быть Церковью и в Церкви быть. Можно сказать и более того. Сам мотив «охранения Таинства» от посягательств причащающихся вряд ли является вполне евангельским. Да, сказано, «не давайте святыни псам», но псы и не приглашаются к участию в этой великой Трапезе Господней. Ведь на самом деле приглашаются все, ибо сказано самим Господом о евхаристической Чаше: «И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Матф.26:28). Сам Христос в Евангелии никого не отталкивает из приближающихся к Нему. Тем самым Он идет на определенный божественный риск. Вся полнота святыни в Евангелии помещена в гущу жизни, и Господь вовсе не говорит: вот вам Моя святыня, охраняйте ее, спрячьте ее, берегите ее как зеницу ока, чтобы никто недостойный не коснулся ее… Нет, скорее, напротив, Господь посылает своих учеников «как овец среди волков», посылает с той целью, чтобы Церковь распространялось всему миру, а стало быть, чтобы распространилось и Таинство Евхаристии. А вовсе не для того, чтобы возможность Причащаться была как можно лучше спрятана и замаскирована. Если бы Христос исходил из чисто «охранительной» позиции к заповеданному Им Таинству, то, наверное, практика его совершения очень быстро превратилось бы в своего рода тайную мистерию для немногих посвященных, которые благодаря особым подвигам, трудам и знанию, наконец, стали бы достойными этого Таинства. Евхаристия тогда непременно стала бы мистерией Священного Грааля, тем, чего до сей поры ищут оккультные любители всего особо таинственного, не замечающие, что уже две тысячи лет искомый ими грааль является Таинством Церкви, которое каждый день может совершаться в каждом православном храме.

Здесь заметим также, что при установлении Таинства Евхаристии, на Тайной Вечере не все из допущенных к Причащению были достойны. В осуждение причащается Иуда. Именно после этого, как говорит евангелист, в Иуду вошел сатана (Иоан.13:27). Почему-то Сам Христос допустил совершится тому, чтобы Иуда непосредственно вкусил евхаристической трапезы, не остановив его под тем предлогом, что он дерзает причащаться недостойно? Из этого, конечно, не следует, что современный священник должен без разбора допускать до причащения всех явных и не явных Иуд, но если задуматься, что перевешивает на чашах весов правосудия Божьего — охранительное стремление «защитить» Христову святыню или раздать эту святыню, как можно большему числу уверовавших людей, то здесь нам, священству, есть над чем подумать. То есть для чего Церкви дано Таинство Евхаристии — чтобы только хранить и охранять его от недостойно посягающих? — или для того, чтобы хлеб Христов был преломляем как Его Тело и раздаваем всем верующим для их освящения и спасения? Не это ли и является целью существования Церкви? При осуществлении этой цели Церковь, как Тело Христово, и не может быть чем-то герметичным, раз и навсегда замкнутой в своих священных границах. К примеру, кто-то переступает порог Церкви и навсегда остается в ней, становится Церковью, неотъемлемой частью Ее богочеловеческого организма, а кто-то, побыв какое-то время в Церкви, даже и причащаясь регулярно, потом вдруг отпадает от Церковного единства, грешит, перестает причащаться и тогда оказывается попираем диаволом и миром сим, не смотря на то, что еще недавно подходил к Чаше и был носителем святыни. И в этом тоже есть тайна промысла Божьего и свободы человеческой личности. И если, по видимому, Сам Бог, порой, идет на определенный риск, даруя полноту благодати нелицеприятно, согласно самой попытке движения пораженного грехом человека навстречу Ему, Спасителю, то почему же «современные охранители» дерзают так легко распоряжается и решать, кому причащаться, а кому нет, в большинстве случаев просто слепо прилагая к человеку ту или иную формальную букву церковных правил? Может быть, прежде всего, потому, что, как недавно заметил один журналист, если ты хоть что-то пытаешься делать, то ты – модернист, а если тебе лень что-либо делать, то ты – консерватор?

Что, тогда, для нас Церковь, и чем является Таинство Причащения? То, что столь беззащитно и ущербно — так, что нуждается в заботливом охранении и сбережении, или то, что явилось Кровью Христовой, первоначально истекшей с его Пречистого Креста для того, чтобы исцелить человека от греха, утолить ничем более не утоляемую жажду? Если верно последнее, то дело не в формальном принципе частого или редкого причащения, но в том, чтобы современная Церковная жизнь строилась бы так, дабы не один из малых сих, верующих во Христа, в принципе бы не оказался надолго чужд этому Великому Таинству.